– Когда некуда деть то, что накапливается внутри, в замкнутом мире, происходит взрыв.
– Его можно предотвратить?
– Можно, но для этого нужно понимающее пространство, поддержка, возможность сбросить негатив, новые хорошие впечатления. А этого нет.
– А дома?
– Дома – уставшие, измученные родители и замкнутый круг отношений. Маленькому ещё может хватать дома, большому необходимо что-то ещё, это естественная человеческая потребность.
– Понимаешь, Маша, смысл нашей работы уничтожается отсутствием «принимающей системы» – вот мы довели ребёнка до какого-то уровня. А потом?
– Нашим повзрослевшим детям некуда пойти. После восемнадцати лет они никому не нужны. Есть в нашем городе несколько мест, куда они могут ходить раз-два в неделю, но этого мало.
– В больнице ему помогут?
– Нет. Снимут внешние симптомы. Вместо того, чтобы вытащить занозу, загонят её под кожу. На некоторое время он станет более удобным, тихим, а потом ему, скорее всего, станет ещё хуже, потому что причина-то никуда не денется.
– Значит, это безвыходная ситуация?
– Да.
Бейт– Мидраш
Человек, сажающий сад
И человек Над.
Их тихие диалоги,
Медленный плеск реки,
Сорняки,
Растущие у дороги.
Человек, срывающий плод
И человек Под,
Их радости и печали,
Снег по дороге – льном,
Под окном
Листья с пятью лучами.
Ветер ловить – тщета,
Воду травить – тщета,
Землю творить – тщета,
Нет никакого «ради».
С дерева сорван плод,
На воду спущен плот,
Молча уходит Лот,
Рушится Город сзади.
Вчера поздно вечером позвонила Люба. Проговорили до часу ночи. Она страшно расстроена: была у нашего Пешехода в больнице. Я хорошо знаю эту больницу: сводчатые коридоры, напоминающие тоннели метро, бесконечные лестницы, переходы и повороты, по которым блуждают родственники больных с тяжелыми сумками, широкие подоконники, молчаливые очереди на лестницах в ожидании приёмного часа. Запах больницы, старости и щей.
Люба говорит, что когда они с Ринатой пришли в отделение, Антон был привязан к кровати: «неадекватно себя вёл, подождите, сейчас отвяжем». Увидев маму и Любу, оживился. Некоторое время они все вместе сидели в коридоре, и Антон с довольным видом поедал вкусные вещи, которые Люба с Ринатой ему принесли. Но вдруг будто что-то переломилось: он вскочил – в глазах паника – и начал кусать свою руку Успокоить его было нельзя.
Люба несколько раз повторила: «Я не знаю такого Антона!»
Потом они с Ринатой собрались уходить, и Антон заметался по коридору, повторяя: «я не хочу говорить до свидания, я не хочу говорить до свидания».
