Две недели спустя мы ездили в продуктовый магазин. Она отошла за чем-то – кажется, за мороженым, а когда я взял все, что нужно, и отправился в отдел замороженных продуктов, Гвендолин там не оказалось. Я огляделся, проверил соседние ряды – безуспешно.
Я попросил сотрудницу магазина посмотреть в дамской комнате – там тоже никого не было.
Меня потихоньку начала охватывать паника. Я собрался идти на парковку искать Гвендолин там, но тут в магазин зашел полицейский, очень вежливо ведя под руку мою жену.
– Она бродила в поисках своей машины, – объяснил он. – «Нэш Рамблер» 1961 года.
– Уже сорок лет, как у нас нет этой машины. – Я повернулся к Гвендолин. – Ты в порядке?
На ее лице блестели дорожки слез.
– Прости, – проговорила она. – Я не помню, где мы припарковались.
– Все хорошо, – ответил я.
Она продолжала плакать, повторяя, как ей жаль. Очень скоро на нас смотрел весь магазин, и управляющий предложил отвести Гвендолин в свой кабинет, чтобы она там передохнула. Я поблагодарил его и полицейского, но, решив, что нам лучше отправиться домой, проводил жену к «Форду», на котором мы ездили последние пять лет.
Когда мы завели машину в гараж и вышли из нее, Гвендолин остановилась и принялась рассматривать «Форд».
– Хорошая машина, – сказала она. – Это чья же?
* * *
– Специалисты ни в чем не уверены, – говорил доктор Кастльман, – но считают, что дело в бета-амилоидах. У больных Альцгеймером или синдромом Дауна находят избыток этих белков.
– А вывести или нейтрализовать их как-то можно? – поинтересовался я.
Гвендолин сидела в кресле, уставившись в стену и нас не замечая. С таким же успехом мы могли бы находиться в тысяче миль.
– Если бы это было так просто, проблему бы давно решили.
– Значит, дело в белках. Они поступают с какой-то пищей? Какие-то продукты, которые ей лучше не есть?
Доктор покачал головой.
– Существуют разные белки. С этим мы рождаемся.
– Он в мозге?
– Он формируется в спинномозговой жидкости.
– А нельзя его оттуда извлечь? – не унимался я.
Он вздохнул.
– К тому времени, как у человека выявляются нарушения, уже слишком поздно. В мозге образуются бляшки, и как только это происходит, болезнь становится необратимой. – Он устало замолчал. – По крайней мере, сейчас необратимой. Когда-нибудь ее научатся лечить. Нужно только найти способ замедлять процесс, пока он не зашел далеко. Не удивлюсь, если мы справимся с этим недугом уже через четверть века. Настанет день, когда бета-амилоидные нарушения будут выявлять и корректировать еще в утробе матери. Медицина не стоит на месте.
