Роберт шел, по пояс погрузившись в мерно катившую свои воды реку. Низкие пологие берега были сплошь покрыты невысоким колючим кустарником. Дайлинг шел, тяжело передвигая по дну ноги. Армейский китель и брюки, стофунтовые ботинки мешали каждому движению. Несколько раз он порывался сбросить их с себя и не мог. Его мучила жажда. И хотя по поверхности реки мимо него проносились корневища дерев, вздувшиеся трупы зверей и людей, Он остановился и зачерпнул в обе руки речную воду. И вдруг увидел, что это не вода, но кровь. Роберт остановился и долго смотрел, как кровь, просачиваясь сквозь пальцы, стекает в реку…
Дайлинг провел во Вьетнаме уже три месяца, когда ему неожиданно довелось встретиться с Парселом.
— У нас здесь, знаете ли, высокий гость, очень высокий, — устало сказал Роберту сопровождавший его на фронт штабной полковник.
— Кто же это? — заитересовался Дайлинг.
— Сейчас увидите. Он говорит, что вы старые друзья.
Они находились на КП 4-й пехотной дивизии. Сюда доносились отзвуки стрельбы. Бои шли и на северо-западе и на юго-востоке от небольшого городка, где, кроме КП, расположились госпиталь и службы тыла.
Дайлинг долго рассматривал в сильный бинокль склоны ближней сопки. Именно там, по словам штабного полковника, был эпицентр ближнего боя.
— Изучаешь вражеские позиции? — услышал он знакомый голос. Дайлинг оторвал бинокль от глаз, повернулся и увидел стоявшего за его спиной Парсела. Чуть поодаль от него переговаривались вполголоса три генерала.
Джерри обнял Роберта, взял у него бинокль. Быстро прошелся взглядом по гряде сопок, вернул бинокль Дайлингу.
— Видишь вон те вспышки? — спросил Роберт. — Это и есть вьетконговские позиции.
— Вьетконговские позиции, — повторил в раздумьи Парсел.
— Какими судьбами ты здесь? И надолго ли?
— Пути Господни неисповедимы, — Джерри приложил руку к груди. — Вот прилетел на два-три дня посмотреть своими глазами на врата, через которые наши мальчики попадают в рай.
— И как, впечатляет?
— Разве дело в сиюминутном впечатлении? — также в раздумьи произнес Джерри. — Святой Петр свидетель, что я, глядя на все это, чувствую врага могущественного, северного. Он за тысячи миль отсюда. Но его проклятый дух, его идеи — они здесь, вон на тех сопках.
— Россия…
— Великий Боже, конечно, Россия! Ты здесь уже несколько месяцев, верно? Почему, ну почему наши войска не только терпят поражение за поражением, но, по моему мнению — находятся накануне краха?
— Они считают эту войну чужой. Не хотят умирать неизвестно за что.
