«Вам в рот попала смешинка, — серьезно заметил дядя. — А ведь обычно герцогини вдет себя весьма степенно». Я еще больше развеселилась. «Дядя Линдон, откуда вам знать? Ведь вы, небось, живую герцогиню никогда и не видали?» — сказала я и залилась смехом. «Видел, — парировал дядя. — Живьем. В кино».
Он заставил меня выпить еще и еще глоток — глоток за папу, два — за маму, три — за бабушку. Ах, как славно мы с ним потом танцевали вальс. И все кружилось и кружилось — и комната, и свечи, и еда на столе. А дядя Линдон все приговаривал: «Герцогиня, вы сводите меня с ума! Провались я на этом месте!» Я еле добралась до спальни. Кое-как разделась и бухнулась в постель, забыв выключить свет. Очнулась, не знаю через сколько, а он лежит голый рядом. И целует меня. И эти поцелуи какие-то жадные, острые, колючие. Не родственные совсем. Я испугалась, заплакала тихонько, говорю: «Дядя Линдон, зачем вы здесь? Мне страшно. Уйдите, пожалуйста». А он отвечает: «Я пришел к тебе как к взрослой леди, герцогиня». И сдирает с меня рубашку. Я царапалась, кричала, ревела. Все впустую. Ничегошеньки у меня в сознании от той жуткой ночи, кроме ощущения острой боли, не осталось. Когда вернулись мои родители, я ничего им не рассказала. А через полтора года внезапно скончался дядя Линдон. Мать и отец были поражены, когда я отказалась ехать на его похороны. А я тайно ликовала! Я знала, что это Господь покарал его за меня…
Да, любила я в колледже одного парня — Джерома. Он не из наших мест. Его родные приехали из Пенсильвании. давно приехали — его дед купил мебельный заводик. А так как у него были золотые руки и такая же голова, дело пошло в гору. Впрочем, деда я никогда не видела. Он умер сразу после второй мировой войны, но и много-много лет спустя иначе как с благоговением о нем в их семье не говорили. Джером был совсем не американский мальчик. Он не играл в футбол или баскетбол, и его родная мать воскликнула как-то в сердцах, забыв, видно, что ее слова слышит посторонний человек: «До чего же ты бестолков в практических делах, Джером. Был бы жив дедушка, он не доверил бы тебе дела и на полдоллара!». Зато не было такого стиха, который бы не знал Джером. А еще он знал всех птиц и все деревья, и все цветы. И ночью на небе он мог отыскать любое созвездие и любую звезду. Подумать только — он был очень сильный, но никогда не дрался, боялся покалечить кого-нибудь ненароком.
Однажды, дело было во время больших каникул — мы с Джеромом вдвоем, голосуя, пересекли Штаты с севера на юг. Ночевали в спальных мешках в одной палатке, ели из одной кастрюльки, словом — дышали одним дыханием. Другой бы на его месте тысячу раз добился от девчонки своего, не силой — так хитростью, не хитростью — так обманом. А он лишь раз меня поцеловал, и то в лоб, когда я расплакалась, вывихнув ногу.
