– Да, видать, горюшка ты хлебнула вдоволь. Но не ты одна такова. Страдает народ от чужеродного нашествия. А гнать зачем? Хотя у самих только пыль да крошки в ларе, а похлебку какую сварим и хлебушком разживемся. Теперь худо, конечно, с хлеба на квас перебиваемся. Жаль, детишкам вот молочка нет. Всех коровенок забрали да забили, проклятые.
– И у меня кое-что припрятано, – заторопилась Татьяна, доставая из-под своего шушуна узелок – а в нем половина каравая, с десяток луковиц и кусок сала.
Поздно вечером пришел с земляных работ Иван. Молча добрался до печи и задрал рубаху.
– Помажь-ка маслом льняным, – попросил жену дрожащим голосом. Татьяна увидела на спине мужика несколько кровавых запекшихся рубцов.
– Господи Боже, что ж такое за несчастье?
– Батюшки светы, за что тебя так-то? – заголосила плаксиво Федотовна. – Всю спину изуродовали…
– За то, что землицу плохо на ихний редут лопатой кидал.
Утром Иван поднялся, почесывая исполосованную спину, и вышел в сени умыться. За ним выскользнула Татьяна.
– Дяденька Иван, а где тот редут, про который ты давеча сказывал?
– А тебе-то что до французского редута?
– Значит, надобно, раз спрашиваю.
– Ты, девка, не шути. Дети сиротами останутся, коль француз твой интерес к редуту заметит.
– Надо бы так сделать, чтоб не заметил.
– А для кого и для чего надо?
– Тебе одному откроюсь. Нашим надо, большому начальству. Им я и послана в Полоцк, чтобы обо вражьих укреплениях распознать. Видишь: я даже детишек не пожалела. Вот те крест святой. – Татьяна перекрестилась и поцеловала нательный крестик на черном шнурке.
– Теперь верю. Только какая от меня тебе подмога?
– Я тебе днем обед принесу. Побываю на редуте. А еще мне надобно одного человека найти.
– Кто такой?
– Есть в городе отставной солдат. Еким Пастухов кличут.
– Ну, есть. Самая что ни на есть паскуда. Он у французов задницу лижет, с их стола питается. А они его за такое предательство учетчиком над рабочими поставили. Ну, ничего. Скоро на него ненароком какое-нибудь бревно упадет. Али дом у него загорится.
– Только мне наказывали передать, чтобы с его головы ни один волос не упал.
– Да кто тебе мог такое наказать?
– А тот, кто послал меня в Полоцк.
– Ну, мне пора на работы ягипетские. Слышь, будто стадо скликают, чтоб им околеть, проклятым.
В полдень Татьяна, собрав небольшой узелок с краюхой хлеба, кринкой клюквенного морса и несколькими луковицами, отправилась к Спасскому монастырю. У монастыря ее остановил грозный окрик часовых. Француз преградил ей дорогу штыком.
