— Это рейт-фрак: для верховой езды.
— А! Вот что! Разве вы ездите верхом?
— Как же! К нынешнему дню и фрак нарочно заказывал. Ведь сегодня первое мая: с Горюновым едем в Екатерингоф. Ах! Вы не знаете? Горюнова Мишу произвели — вот мы сегодня и отличаемся, — в восторге добавил Волков.
— Вот как! — сказал Обломов.
— У него рыжая лошадь, — продолжал Волков, — у них в полку рыжие, а у меня вороная. Вы как будете: пешком или в экипаже?
— Да… никак, — сказал Обломов.
— Первого мая в Екатерингофе не быть! Что вы, Илья Ильич! — с изумлением говорил Волков. — Да там все!
— Ну как все! Нет, не все! — лениво заметил Обломов.
— Поезжайте, душенька, Илья Ильич! Софья Николаевна с Лидией будут в экипаже только две, напротив в коляске есть скамеечка: вот бы вы с ними…
— Нет, я не усядусь на скамеечке. Да и что стану я там делать?
— Ну так, хотите, Миша другую лошадь вам даст?
— Бог знает что выдумает! — почти про себя сказал Обломов. — Что вам дались Горюновы?
— Ах! — вспыхнув, произнес Волков, — сказать?
— Говорите!
— Вы никому не скажете — честное слово? — продолжал Волков, садясь к нему на диван.
— Пожалуй.
— Я… влюблен в Лидию, — прошептал он.
— Браво! Давно ли? Она, кажется, такая миленькая.
— Вот уж три недели! — с глубоким вздохом сказал Волков. — А Миша в Дашеньку влюблен.
— В какую Дашеньку?
— Откуда вы, Обломов? Не знает Дашеньки! Весь город без ума, как она танцует! Сегодня мы с ним в балете; он бросит букет. Надо его ввести: он робок, еще новичок… Ах! ведь нужно ехать камелий достать…
— Куда еще? Полно вам, приезжайте-ка обедать: мы бы поговорили. У меня два несчастья…
— Не могу: я у князя Тюменева обедаю; там будут все Горюновы и она, она… Лидинька, — прибавил он шепотом. — Что это вы оставили князя? Какой веселый дом! На какую ногу поставлен! А дача! Утонула в цветах! Галерею пристроили, gothique[23]. Летом, говорят, будут танцы, живые картины. Вы будете бывать?
— Нет, я думаю, не буду.
— Ах, какой дом! Нынешнюю зиму по средам меньше пятидесяти человек не бывало, а иногда набиралось до ста…
— Боже ты мой! Вот скука-то должна быть адская!
— Как это можно? Скука! Да чем больше, тем веселей. Лидия бывала там, я ее не замечал, да вдруг…
Напрасно я забыть ее стараюсь
И страсть хочу рассудком победить… —
запел он и сел, забывшись, на кресло, но вдруг вскочил и стал отирать пыль с платья.
— Какая у вас пыль везде! — сказал он.
— Все Захар! — пожаловался Обломов.
— Ну, мне пора! — сказал Волков. — За камелиями для букета Мише. Au revoir
