— Мы можем двинуться разными путями! — Поспешил встрять знакомец, понимая, к чему я клоню. — Мне все равно на северо-восток, а тебе же лучше двигаться вглубь империи, ну же, как мы планировали!
— Нам с тобой все равно несколько часов ехать в одном направлении, — упрямо повторил я, уловив мимолетный вздох огорчения собеседника, — поэтому мне хотелось бы услышать все то, что я должен был услышать ранее, но по каким-то причинам не знаю до сих пор. Так называемое пари.
Номад, понимая, что этого разговора и следующих из него объяснений все равно не избежать, обреченно кивнул. Кажется, он уже жалел, что поспешил лично явиться на встречу со мною.
— Это еще что такое? — Возмутился я, возвращаясь мыслями к реальности.
— Лошадь твоя, — немного смущенно пожал плечами Номад. — Ты же любишь смирных.
— Это конь!
— Это мерин!
Мой конь, гаденько ухмыляясь, смотрел на меня.
— Ты купил мне моего же коня, — в который раз за последние полчаса попенял я знакомцу.
— Извини, но откуда мне было знать, что этот — твой? За него и просили меньше всего.
— И все равно ты переплатил почти в полтора раза.
— Если так, то шел бы сам на рынок и выбирал! — Буркнул он, выезжая на пол крупа вперед.
Мой конь сам с ним поравнялся.
— Мне на рынке появляться не стоило, и так засветился с продажей. Странно было бы: человек сначала продает, а потом задорого выкупает скакуна назад, не находишь?
— Не так уж и страшно, — пожал плечами Номад. — Продал твоего скакуна один человек, купил второй — ничего подозрительного.
Наверное, он прав, но я уже однажды поверил его словам, что по мою прикрыта лавочка под названием охота. И, как видно из происшествия на границе, поверил напрасно.
— Если не учитывать того, что эта пара, — покупатель-продавец, — сообщники. Но хватит, действительно, ничего критического не произошло — просто я не привык настолько надолго задерживаться с одними и теми же скакунами. Ведь невольно к ним начинаешь привыкать, привязываться… Совершеннейшая бессмыслица. И не надо так многозначительно хмыкать, меняя лошадей на каждом встречном посту. Скольких ты загнал по дороге сюда? И что, не чувствуешь жалости хотя бы по одному? То-то же, а ведь это были абсолютно чуждые тебе животные. Как, все равно не убедил? Тогда последнее: представь своего Арлекина, которого ты благоразумно оставил в конюшне, испускающего последний дух. Хрипящего, мокрого от скачки, с пеной изо рта.
— Да ты… Да как ты смеешь! — Негодующе взорвался он, засопев на всю округу.
