. Так пояснял смысл своего романа сам Купер в предисловии к переизданию «Последнего из могикан». Образы индейцев и судьба индейских племен затрагивались и ранее в поэзии и прозе американских романтиков, в стихах Френо и Брайента, в очерках Ирвинга. Купер, однако, был первым, кто поставил в центре романа этот «замечательный народ» — народ, «на войне отважный, кичливый, коварный, беспощадный, готовый к самопожертвованию; в мирное время — справедливый, великодушный, гостеприимный, мстительный, суеверный, скромный и обычно целомудренный»
[27], — как характеризует он индейцев в том же предисловии к «Последнему из могикан». Исторические судьбы и нравы вымирающих индейских племен имели для творчества Купера такую же философско-эстетическую ценность, как судьбы и нравы распадающихся шотландских кланов для творчества его старшего европейского современника, Вальтера Скотта. Купер-художник, подобно Скотту, сумел возвысить до уровня эпопеи тему трагической гибели целого многовекового жизненного уклада, целого строя понятий и чувств. Безвременная смерть двух прекрасных и юных героев — благородной красавицы креолки Коры и влюбленного в нее Ункаса, «последнего из могикан», как бы символизирует неотвратимость этой гибели. В сцене похорон Ункаса и Коры, провожаемых в могилу индейскими плакальщицами в присутствии всего племени, явственно слышатся поэтические отголоски индейского фольклора.
Чутье художника намного опередило науку. Классический шеститомный труд Генри Скулкрафта — «Исторические и статистические сведения относительно истории, положения и будущего индейских племен Соединенных Штатов» (1851–1857) — начал выходить лишь в год смерти Купера (который, впрочем, знал об изысканиях Скулкрафта). С научной точки зрения в подробностях индейского «местного колорита» здесь, как и в других романах Купера, можно было бы обнаружить много неточного, произвольного или вымышленного. Но неоценима была самая суть художественного открытия, совершенного писателем: он угадал высокую и самобытную эстетическую ценность гибнущей культуры американских индейцев. От широко вводимых Купером в его роман описаний индейских обычаев и поверий, даже от живописных индейских собственных имен, исполненных образного поэтического значения, веет элегической грустью, — речь идет о гибели по-своему гармонического и цельного строя жизни и представлений. Мир благородных могикан и их друзей делаваров, столь поэтически изображенный в романе, противостоит как возвышенная антитеза обрисованному в «Пионерах» суетливому и пошлому мирку приобретателей, законников, крючкотворов и сутяг, где не нашлось места ни для Натти Бампо, ни для Джона Могикана.
