Шпион. Последний из могикан | страница 10



В сцене прощания с Бёрчем (глава XXXIV) Купер, при всем своем уважении к личности Вашингтона, отводит ему не слишком завидную роль. Главнокомандующий намерен деньгами рассчитаться с Бёрчем за его самоотверженное служение родине; героический стоицизм разведчика, наотрез отказывающегося от денежной награды, ставит в тупик Вашингтона, выдающего свое недоумение перед лицом столь гордого бескорыстия растерянным вопросом: если не ради денег, «тогда ради чего же» рисковал своею жизнью и добрым именем Бёрч?

Ответ на этот вопрос у Купера тесно связан с его концепцией Войны за независимость. Не сомневаясь в исторической прогрессивности освободительной борьбы американских колоний, автор «Шпиона», однако, не скрывает и глубоких противоречий, возникавших уже тогда среди самих колонистов. Избрав местом действия своего романа узкую полосу «ничьей земли» между передовыми постами враждующих армий, он сумел показать не только «парадные» батальные сцены войны, но и ее изнанку.

Несмотря на общий победный пафос романа, в нем в зачаточном виде заключены и тревожные прогнозы будущего. Ведь, как выясняется по ходу действия, трусливый оппортунизм обывателей вроде Уортона-старшего или хищническое мародерство «живодеров»-скиннеров, прикрывающихся патриотическими лозунгами, составляют ничуть не меньшую опасность для дела американской свободы, чем британское оружие.

Примечателен эпизод предсмертных раздумий капитана Джона Лоутона (глава XXXIII). Купер здесь словно проецирует в образ этого лихого кавалериста, храбреца-рубаки свою романтическую рефлексию. В ночь перед своим последним боем Лоутон с непонятной ему самому «меланхолией» вглядывается в небо, озаренное луной.

«Смотрите, над нами раскинулось безбрежное небо, — размышляет он вслух, — и бесконечно жаль, что такие ничтожные червяки, как люди, в угоду своим страстям портят это великое творение».

«Истинная правда, дорогой Джон, — вторит ему его друг, чудак-хирург Ситгривс, — на земле для всех хватает места, все могли бы жить в мире и радоваться, если бы каждый довольствовался своим…»

Не воскрешает ли этот диалог в памяти русского читателя другие, поэтические строки, строки Лермонтова:

Я думал: жалкий человек!
Чего он хочет?.. Небо ясно;
Под небом места много всем;
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он… Зачем?..

Раздумья лирического героя «Валерика», отделенные двадцатью годами от цитированных выше реплик из романа Купера, сродни им по духу; и эта перекличка образов, мыслей и настроений позволяет глубже понять, почему Купер был так дорог Лермонтову.