Что находилось на этой полке, инженер разглядеть не сумел.
Он начал быстро двигаться в прошлое, удерживая шкаф в фокусе. Шкаф часто открывали, порой Сэма Клэя запирали в нем, но верхняя полка не выдавала своей тайны, пока…
Все происходило в обратном порядке. Какая-то женщина полезла на полку, сняла некий предмет, спиной вперед прошла в спальню Сэма Клэя и подошла к стене у дверей. Это было необычно, потому что, как правило, за шкафом следил отец Сэма.
Женщина повесила на стену картину, изображающую огромное одинокое око, висящее в воздухе. Подпись внизу гласила: ТЫ МЕНЯ ВИДИШЬ, ГОСПОДИ.
Инженер стал смотреть дальше. На экране была ночь. Испуганный ребенок сидел на кровати с широко открытыми глазами. С лестницы доносились тяжелые мужские шаги. Это был отец Сэма, он шел, чтобы наказать мальчика за какую-то провинность. Лунный свет падал на стену, из-за которой доносились шаги; видно было, как стена легонько вздрагивала после каждого шага и вместе с ней вздрагивало Око на картине. Мальчик, казалось, взял себя в руки и вызывающе скривил губы в неуверенной улыбке. На этот раз он не перестанет улыбаться, что бы ни случилось. Когда все закончится, он будет по-прежнему улыбаться, чтобы его отец увидел это, и чтобы Око увидело, и чтобы все знали, что он не сдался. Не сдался… не…
Дверь распахнулась.
Он ничего не смог с собой поделать. Улыбка угасла.
— Ну и что же его мучает? — спросил инженер.
Социопсихолог пожал плечами.
— Мне кажется, он так никогда и не вырос. Совершенно очевидно, что мальчик проходил фазу соперничества со своим отцом. Обычно дети вырастают и побеждают тем или иным способом… но только не Сэм Клэй. Подозреваю, что он очень рано приспособил для себя концепцию внешней совести, символизирующей отчасти его отца, а отчасти Бога, Око и общество… играющее роль заботливого и сурового родителя.
— Это еще не повод…
— Мы не собираемся представлять против него какие-либо доказательства, но это не значит, что ему все сойдет с рук. Сэм Клэй всегда боялся ответственности, связанной со взрослением. Он никогда не брался за дело, соответствующее его возможностям, боялся любого успеха — ведь тогда то, что символизирует Око, могло бы дать ему пинка. Он разделался бы с этой проблемой, если бы, будучи еще ребенком, хоть раз пнул своего старика под зад. Конечно, это кончилось бы небывалой взбучкой, но он по крайней мере сделал бы первый шаг к самоутверждению. Но ждал слишком долго, а потом взбунтовался, но не против того, против чего следовало бы. И это был не настоящий бунт. А теперь уже слишком поздно. Развитие его личности закончилось очень рано. Честно говоря, проблема Клэя была бы решена, если бы его покарали за убийство, но его оправдали. Если бы его осудили, он тем самым доказал бы миру, на что способен. Дать пинка под зад отцу, удержать на лице эту вызывающую улыбку, убить Эндрю Вандермана. Думаю, именно этого он и хотел все время — признания. Хотел доказать, чего он стоит, добиться, чтобы его уважали. Ему пришлось поработать, чтобы затереть за собой следы, а если он какие-то и оставил, то это было частью игры. Побеждая, он проиграл. Обычные пути бегства для него закрыты, ибо всегда какое-нибудь Око смотрит на него с высоты.
