— Он и сейчас готов ее надеть, если потребуется, — заметил Виктор.
— Дай-то Бог! Давид настолько меня ненавидит, что становится смешным. Терракотовая форма ребят из «Бейтара» ему не нравится. А ведь она цвета палестинской земли. Мы придумали эту форму, когда ни Гитлера, ни штурмовиков и в помине не было. Согласитесь, что он утратил остатки порядочности, как это ни печально.
— Давид перебрал по очкам в своих нападках на ревизионистов и на вас, — признал Виктор. — Я с ним на эту тему уже говорил. И, думаю, что недалек день, когда ему захочется лично обсудить с вами все, что наболело.
— Буду рад этому, — серьезно произнес Жаботинский, — сплочение нации нам необходимо. Особенно теперь. Ничего не получится без единства. Но что я могу поделать, если ненавижу большевизм во всех его видах.
— Социализм — это не большевизм, — заметил Виктор.
— Война расовая, война классовая — все одно. — Жаботинский провел в воздухе рукой, как бы подводя черту. — Для евреев идея классовой борьбы — социальный яд. — Он помолчал и добавил, с явным сожалением глядя на Виктора: — Увы, политическая наивность евреев безгранична и невероятна.
— Три четверти евреев мира бедны и обездолены, — устало произнес Арлозоров. — Мы хотим говорить с этими людьми на их языке. Вот и весь наш социализм. И почему вы так уверены, что только вам доступна истина в последней инстанции? Неужели вы действительно считаете себя одним из тех праведников, на которых держится мир? Бросьте. Никогда не поверю. Такой умный человек, как вы, не может не понимать, что в политике праведников не бывает. А вы политик.
— Прежде всего, я человек, — хмуро возразил Жаботинский.
— Не сомневаюсь, — кивнул Арлозоров. — Но как-то не по-людски получается… Ваша газетка «Народный фронт» называет меня красным дипломатом-мапайником, ползающим перед Гитлером на четвереньках. Оказывается, я, позарившись на деньги, продал честь своего народа оголтелым антисемитам. Разве такое нельзя расценивать, как утрату остатков порядочности?
— Аба Ахимеир, — усмехнулся Жаботинский. — Человек он честный и талантливый, но увлекается, меры не знает.
— Понимаю, — произнес Виктор. — Нельзя соразмерить силу ударов в драке. Но при этом не следует толковать о порядочности.
— Ладно, — подвел итог Жаботинский. — К черту все «измы». Мы редко видимся, жалко на это тратить время. Если честно, всегда любил разговаривать с вами. Помните нашу последнюю встречу?
— Такое не забудешь, — улыбнулся Виктор.
