– Нача-а-альник! – заорал Колюнчик на том конце провода. – С приездом, начальник! Ты где?
– В «Венеции», – ответил Слесаренко. – А ты где?
– На бороде, – захихикал в трубку Кулагин. – Давай руки в ноги и дуй ко мне.
– Куда дуть-то? – Виктору Александровичу показалось, что Колюнчик с утра навеселе, такое с ним бывало и раньше, Слесаренко смотрел на это сквозь пальцы. А вот сейчас не понравилось, задело.
– Во начальник! – уже в голос рассмеялся Кулагин. – Ты что, адрес своей квартиры забыл?
Виктор Александрович легонько шлепнул себя трубкой по лбу. И в самом деле, как он мог запамятовать, что оставил свою квартиру Колюнчику, когда переезжал на работу в Тюмень. Сделать это было непросто, на квартиру уже нацелился кое-кто из высоких людей, однако Слесаренко не сдался, ходил три дня по кабинетам и пробил-таки ордер Кулагину, вроде как бы прощальный подарок от друга начальника за все кулагинские подвиги.
– Слушай, Коля, – извинительно забормотал Виктор Александрович, – я без колес, а идти пешком далеко. Может, машину подошлешь? – И вдруг подумал: «А есть ли вообще у Колюнчика машина? И кто он сейчас в Сургуте?». Спрашивать об этом было неудобно, но Колюнчик, как в старые добрые времена, выручил начальника из неловкости, коротко сказав в трубку:
– Ладно, сиди в номере. Сейчас сам приеду.
Машиною здесь было минут десять-пятнадцать езды.
Виктор Александрович выпил воды из крана – белесоватая, невкусная, надо будет прикупить минералки, – стоял у окна и смотрел с высоты этажа на серый осенний, предзимний уже Сургут, какой-то неродной уже и холодный; в самолете все представлялось не так – теплее и волнительнее. И он подумал, что, как ни отстраивай северные города, – есть в них неистребимый налет отчуждения, привкус явной временности людского в них пребывания. Ну кончится нефть, а что дальше? Вот в какой-нибудь Рязани люди веками жили и будут жить, пусть бедно и скучно, без северных денег и северной страшной работы, но будут жить и дальше, а здесь – ничего неизвестно. Ведь пропал же со всех политических и географических карт воспетый некогда прессой комсомольско-молодежный город Светлый в приямальской газовой тундре, словно и не было его, даже в проекте, нигде и никогда.
Телефонный звонок оторвал его от окна и невеселых мыслей. Слесаренко решил было, что это опять звонит надоедливый москвич, и не хотел снимать трубку, но звонки не прекращались. Он в сердцах шагнул к аппарату. Звонила дежурная по гостинице: Виктора Александровича ожидали у стойки портье.
