– Во сколько поезд? – спросил Вайнберг.
– В полпятого, – сказал полковник и коротко глянул на часы. – Не нравится мне это, парни...
– Ты когда звонить будешь, Аркадьич?
– В три. Попрошу назначить на четыре. Успеешь?
– Вполне.
– А если Слесаренко догадается? – вклинился полковник. – Он ведь не дурак, у него чутье звериное...
– Не твоя забота, Петрович, – сказал Кротов.
– А Зырянов? А депутат этот несчастный? Их на рельсах оставлять нельзя.
– Приедут, вот увидишь. Как дела с деньгами, Леонид Аркадьевич?
– Ночью привезли спецрейсом. Пока вы по кустам Сусоева таскали, шерлокхолмцы...
– Ни-че-го не знаю про кусты, – решительно заявил полковник. – И знать не желаю. Я всю ночь на рельсах просидел.
– Поделишься? – ехидно бросил Кротов Вайнбергу.
– А вот этого и вовсе слышать не хочу, – сказал полковник и захрустел печеньем.
– Как твои азербайджанцы? – спросил Вайнберг. Полковник замотал головой, сглотнул, запил и сказал:
– Дохлый номер.
– Ты их все-таки попридержи, – посоветовал Кротов. – Сейчас не время.
– А дальше – время? – Полковник закашлялся, балансируя в воздухе чашкой. – Дальше только хуже будет.
Если я «азеров» перед выборами отпущу, всем хана сметут не глядя. Лучше уж сейчас, как-нибудь вытерпим, а там, авось, еще кого зацепим.
– Что, совсем глухо?
– Алиби железное.
– Черные показывают?
– Если бы... Наши, местные.
– Вот черт! – сказал Кротов. – Обидно.
– Знали б вы, как мне обидно, – сказал Вайнберг. Ведь если не азербайджанцы – значит, мы. Так, полковник?
– Версий много, – уклончиво промямлил Савич.
У мэра Воронцова в последний год совсем разладились отношения с «Севернефтегазом», об этом знали и в городе, и дальше. Нефтяная компания прочно увязла в болоте неплатежей, бюджетных и кредиторских долгов, московских интриг конкурентов и свары между новым и прежним руководством. Это сразу сказалось на городе, вся жизнь которого вращалась вокруг «Севернефтегаза» единственного, как принято было говорить, «градообразующего предприятия». Дело было не только в невыплаченных городу налогах, было в чем-то еще, даже не в личной вражде Воронцова и Вайнберга, было темнее и глубже. На поверхности же реял выброшенный мэром призыв к немедленной национализации нефтяной компании: «новых русских» разогнать, вернуть любимый «Севернефтегаз» взрастившему его народу, то бишь городу, в прямое управление. Воронцов летал в Госдуму и запустил через депутата Лунькова соответствующий законопроект. Вайнберг открыто смеялся и пропадал в заграницах, убеждая всемирно известную нефтяную компанию «Шелл» вложить миллиарды в совместную разработку месторождений, как вдруг одиозный законопроект едва не прошел «первым чтением» в Государственной Думе, и все испугались по-крупному; Вайнберг тоже полетел в Москву и долго шлялся коридорами бывшего госплановского здания на Охотном ряду и вернулся ни с чем, злой и дерганый, и тут же застрелили Воронцова.
