Тремя месяцами ранее
Роза Харман включила диктофон.
– Вторник двадцать четвертое февраля, семнадцать часов. Пятый сеанс с Карлом Бони.
Она положила прибор на стол. Потом сделала глоток из стакана. Бионапиток был горьким на вкус, но богатым витаминами.
– Выглядит отвратительно, – отметил Карл.
– Зато полезный. – Она наклонилась вперед и поставила стакан на стол. При этом движении в низу живота снова появилась эта проклятая боль. На мгновение она закрыла глаза и сжала зубы.
– Вам нехорошо? – Голос Карла звучал обеспокоенно.
– Спасибо, все в порядке, – солгала она. Эти чертовы спазмы становились все неприятнее день ото дня. Завтра она пойдет к гинекологу. Без предварительной договоренности, но это не проблема. Она хорошо знает этого врача. Он обследовал еще ее мать. Но отцу ребенка она ничего говорить не будет. Интуиция подсказывала ей, что возможные осложнения беременности его вовсе не огорчат. А без такого участия она сейчас вполне может обойтись.
Роза оперлась локтями на подлокотники и сделала медленный вдох и выдох.
– Наша последняя встреча состоялась почти четыре недели назад, – заявила она.
– Я болел гриппом, и у меня было много дел, – оправдывался Карл, спокойно сидя на диване. Его ладони были снова измазаны машинным маслом. Он рассматривал подушечки пальцев.
Роза улыбнулась.
– Ничего страшного. В конце концов, терапия должна быть сфокусирована на жизни, а не наоборот.
Вообще-то в такой ситуации ей стоило бы обратиться в суд. Но так как Карл регулярно бросал ей в почтовый ящик кассеты, Роза заметила, что он работает над собой. И хотела дать ему время.
Постепенно спазм в животе прошел. Боль отпустила. Какое облегчение! Но только вопрос времени, когда у Розы случится новый приступ. Не думай сейчас о ребенке! Сконцентрируйся на сеансе!
Она указала на пять мини-кассет, которые лежали на столе.
– Большое спасибо за интересный материал.
Карл сделал вид, словно только что заметил эти кассеты.
– Вы их слушали? Я даже и не помню, что там наговорил.
Конечно, помнишь. Каждое слово.
Но ложь Карла не играла никакой роли. Он открылся эмоционально, впервые заговорил о своем детстве и выдал полезный материал.
– Вы можете вспомнить, когда записали первую кассету?
– Мне приснился ночной кошмар, и я наговорил всякого разного на диктофон, прежде чем отправиться на работу.
Речь на первой кассете была еще очень нерешительной. По гулко звучащему голосу можно было догадаться, что Карл записывал пленку в ванной комнате. Возможно, перед зеркалом над раковиной. Это объясняло, почему он обращается к себе во втором лице. «Ты, никчемный мерзкий бездельник!» На других записях он говорил уж быстрее, более свободно, словно научился давать волю чувствам. Но и там Карл говорил о себе во втором лице.
