В тот день много говорила Алиса, она излучала эмоциональность, а ее прическа-скорпион щерилась в агрессии. Она была чуть наклонена влево, вложившись в удар хвоста, что правой стороной будто сек вялые попытки противников, а ими зала была наполнена, точно бассейн водой. Некоторые почти зевали, никто не спорил. Будто решение было уже принято, оно зыбко материализовывалось в воздухе, пристрастность растворилась в извечном стоке концентрированного равнодушия, и в конце концов моя прекрасная гуннулка покинула трибуну. На ней был серебристый костюм в мелкую ячейку, шустрые желваки пускали жесткую рябь по достопримечательному лицу моей хищницы, при всем этом она выглядела растерянной. Моя женщина слышала в этом вязком спокойствии недоброе, притаившееся за ножками кресел, тонко хихикающее из каждого глаза, гадко щурящееся из взъерошенных гор.
В тот день она вернулась, а на крыльце никого не оказалось. Охранники пропали в обед, не сменившись никем, вслед за ними исчез корабль-соглядатай, а мой проклятый браслет вдруг стал предельно молочным, растеряв прозрачность.
– Алиса?.. – спросил я зачем-то, всматриваясь в ее черты, когда мы столкнулись у самого входа. Я заметил, как растерянность тут же скрылась в области ее заостренных ушей, скорпион симпатично рассыпался в волны волос.
– Алиса, – подтвердила Алиса, улыбаясь мне виновато.
Я натянул перчатку таким образом, что браслет оказался на ней, не соприкасаясь с кожей. Затем я вынул из-за спины пистолет, про который словно на время забыл, а минуту назад раскопал в скомканной гуще предметов коляски. Я помнил о нем все время, но заставлял себя не помнить, думал о чем угодно, лишь бы не плеснуть в чьи-то страждущие взгляды и слух информацию об этом глупом земном и древнем предмете.
Я наставил пистолет на Алису.
– Ты забыла о нем? – Лицо мое застыло в страшной гримасе. – Несколько сотен лет он ждал…
– Я – мать твоего ребенка, – изумленно напомнила она, загнав мелкий страх глубоко в уголки глаз и не сделав ни шагу назад.
– Но ты – убийца планеты, – процедил я холодно, упоительно гордясь ею. – Моей планеты. И ты должна, – подчеркнул я, – это исправить.
– Тогда стреляй. – Алиса не была в настроении усложнять, в последнее время она даже чаще выглядела земной. Ее абсолютно земные руки сошлись на выпуклом животе, в котором готовились к сложной жизни мои явно не простые дети.
Я понял, что не выстрелю, спустя еще секунду. Я знал, как по-настоящему выглядит Алиса. Эта смотрелась, по крайней мере, эксцентрично, но я привык к ней, и она – моя до мозга костей, что бы там ни было и как бы ни получилось. Я знал, что она любит меня и больше жизни любит наших стремительно растущих детей, но бывают решения, которые от нас не зависят, чаще всего они могут вообще ни от кого не зависеть, – так история сумасбродно плетет свое пестрое полотно. Но история историей, а я должен был точно знать, что мы победим, что наша маленькая история завершится так, как не хотели наши недруги. Они хотели убить нас, лишить возможности просто быть, и я не мог им этого позволить.
