В салоне печати в Уилмоте Феликс делает копии своего сокращенного списка – только действующие лица и имена исполнителей, без комментариев и описаний, – чтобы раздать их актерам. Потом едет в Мейкшавег и забирает Анну-Марию от дома, который она снимает вместе с еще тремя девушками. Он отдает ей пропуск во Флетчерскую колонию, добытый Эстель обходными путями, и она едет следом за ним на своей машине, серебристом стареньком «Форде». Они проезжают ворота и заруливают на стоянку.
Анна-Мария выходит из машины, осторожно ступая на лед. Феликс раздумывает, надо ли подать ей руку? Нет, лучше не надо, а то можно нарваться на очередное язвительное замечание. Она смотрит на сетчатое ограждение с колючей проволокой наверху, на вышки с прожекторами.
– Мрачное место, – говорит она.
– Да, это тюрьма, – отвечает он. – Хотя «не из решетки или стен темница состоит»[8]. Но они создают ощущение запертой клетки.
– Это из какой пьесы? – спрашивает Анна-Мария.
– Не из пьесы, – говорит он. – Из стихотворения. Человек, который его написал, сам сидел в тюрьме. Выбрал не ту партию в политическом конфликте. В «Буре» говорится: «Ведь мысль свободна», – но, к сожалению, только в песне, исполняемой тремя глупцами.
– Как все беспросветно, – говорит Анна-Мария. – У вас нет настроения? Зима вас доконала? Холодные долгие ночи навевают тоску?
– Нам туда, – говорит Феликс. – К главному входу. Осторожней. Здесь скользко.
– Это Анна-Мария Гринленд, – говорит он Мэдисону и Дилану на проходной. – Знаменитая актриса, – врет он не краснея. – Мисс Гринленд любезно согласилась поучаствовать в нашей любительской постановке. Она поможет нам со спектаклем. У нее есть пропуск.
– Очень приятно, – говорит Дилан Анне-Марии. – Если вдруг будут проблемы, зовите нас.
– Спасибо, – резко отвечает Анна-Мария, явно давая понять, что она в состоянии сама о себе позаботиться.
– Вот ваш охранный пейджер, – говорит ей Мэдисон. – Надо просто нажать на кнопку. Позвольте, я прикреплю…
– Я поняла, – говорит Анна-Мария. – Я сама прикреплю.
– Положите, пожалуйста, сумку на ленту и пройдите под рамкой. Что у вас в сумке? Что-то острое?
– Вязальные спицы, – говорит Анна-Мария.
Феликс ошеломлен. В его представлении вязание и Анна-Мария – вещи несовместимые. Но Дилан и Мэдисон снисходительно улыбаются: женские штучки.
– Прошу прощения, мэм, но спицы придется оставить здесь, – говорит Дилан.
– О господи, – говорит Анна-Мария. – Я что, завяжу кого-нибудь до смерти?
