— Если бы шел снег, — отвечает Картошка, — мы бы, само собой, точно так же сидели здесь, как и сейчас. Мы бы из-за такого пустяка не изменили своей привычке.
— Да, да, должно быть, так, должно быть, ты права, милая Картоша.
— Помнишь, сколько снегу выпало в сороковом году? — спрашивает Картошка. — Нас тогда здесь совсем засыпало, намело такой огромный сугроб, думали, не выберемся.
Они на два голоса посмеялись этому воспоминанию, у Картошки смех гудит валторной, а у Пальчика дребезжит, как цимбалы.
— Я тогда свистела, свистела, чуть все зубы об свисток не обломала, пока мистер Эккерли не услышал и не откопал нас, — вспоминает Картошка. — С тех пор они у меня и раскачались, я считаю.
Они опять смеются, и Пальчик подливает в рюмки вина. Без вина и без колокольного звона над городом им праздник не в праздник. От свечи тоже многое зависит, поэтому Картошка вскоре предлагает:
— Давай зажжем свечку, Пальчик, хорошо? Мне нравится любоваться, как рдеет портвейн при свете свечи.
— Сейчас, сейчас, зажигаю, Картоша. Ты сиди.
При свете свечи рдеет не только портвейн, но и румяное херувимское лицо Пальчика с блестящими глазками-наперстками.
— Удивительно, как от одной свечки сразу делается темно снаружи, — говорит она. — И видна эта дивная синева неба. И первые звезды.
— Мне говорили, в этом году оркестр пройдет по нашей улице вечером в сочельник, а утром на Рождество.
— Ой, неужели? А я еще не уложила коробку с гостинцами. Может, сбегать в дом и приготовить к их приходу, как ты думаешь?
— Нет, нет. Сиди. Мы их отсюда загодя услышим.
— Если только не заснем. Помнишь тот год, когда мы с тобой обе заснули? И проспали весь страшный налет? Спали себе как младенцы. А все говорили, какой был ужас.
При этом забавном, бодрящем воспоминании они опять смеются, и Пальчик снова разливает «по самой капельке». В сущности, война — это очень смешно, надо только уметь правильно смотреть на вещи.
— Что это? Уж не дождь ли пошел? — Пальчик подышала на оконце, протерла стекло рукавом меховой шубки и присмотрелась. — Нет, дождя, кажется, нет. — Она со щенячьей жадностью вгрызлась в кусок кекса. — А вот что есть, так это какой-то человек. Расхаживает по саду.
— Надеюсь, не архангел Гавриил? — спрашивает Картошка. — Он нам здесь не нужен. Пока еще.
И снова жизнерадостным дуэтом звучит их смех. Пальчик распахнула дверь убежища и кричит:
— Эй, кто это ходит? Кто там?
С огорода доносится ответ.
— А, так это вы, мистер Эккерли, — говорит Пальчик. — Мы здесь! В бомбоубежище!
