– Все, Марта, ховайся, Апрель пришел! Принимая во внимание твою экстремальную креативность, я со всей полнотой ответственности заявляю, что летальных исходов не потерплю. Можешь надевать, что хочешь, и падать в обморок, сколько влезет, но завтра мы однозначно идем в дельфинарий. Ты должна это увидеть собственными глазами. Приговор обжалованию не подлежит!
В последний вечер перед отъездом, затоварившись в магазине, мы закатили девчачью пирушку прямо в номере, сдабривая копченые дары моря, колбасы и сыр квасом и коньяком. Удивительно, но Марта в этот раз поддержала наши возлияния. Охмелела она быстро и как-то бесшабашно, что ли. Перестала испрашивать у меня перевода Ксениных неологизмов, дробно и тихо смеялась многочисленным (и не всегда приличным) шуткам, вспоминала казусные моменты нашего общего прошлого, гармонично сбиваясь местами на тувинский. А к концу посиделок я обнаружила Ксению и Марту… курящими на балконе! Тувинка по-попугайски точно копировала движения, дыхание и выражение лица казачки, невпопад кашляя и вытирая слезы, то ли от дыма, то ли от счастья. И в пьяных движениях ее стала проглядывать манящая женственность.
Рано утром мы с Сеней кропотливо, как муравьи, переносили баулы, сумки, рюкзачки и кулечки Марты в вагон электрички. Сама тувинка была растеряна и бледна, страдальчески вздыхала, грустно и благодарно касалась наших рук, спин и плеч. Ей еще предстояло великое переселение с железнодорожного вокзала в аэропорт со всем великим скарбом.
– Марта, я тебя очень прошу, если кто-нибудь сердобольный предложит тебе помощь, не отказывайся. Это же немыслимо, вьючить всю эту канитель на одну худосочную клячу. Ты меня слышишь? Ты запомнила? – наставляла путешественницу Ксения.
Марта лишь медленно кивала головой и нежно улыбалась из открытого проема дверей электропоезда. И было понятно, что никогда и никому она не позволит нести свои сумки, маленький пугливый тувинский ишачок будет упрямо тащить свою поклажу. Закрылись двери в большой мир, и наша знакомая начала путь в свой привычный маленький тувинский мирок. Еще долго мы стояли на перроне, каждая по-своему и обе одновременно переживая случившуюся только что потерю.
Вернувшись в гостиницу, мы с Ксеней в скорбном молчании собрали сумки, выпили по две чашки кофе, заедая горе цитрамоном, постояли на балконе, проверили билеты и паспорта и присели на дорожку.
– Проверю на всякий случай шкафы и тумбочки, – сказала Ксения.
