И тишина утраты, и сразу за ней взрыв:
— А мы-то что же?
— А говорила задним — не занимаете.
— Да что дразнитесь!
— Сами небось нахапали.
— Ряжки наели!
— Да, и себе кило. А постой здесь двенадцать часов.
— Только по губам помазали, параши.
— Хабалка!
— А директора дайте!
— Может, сразу министра?
— Издевается.
— Дайте книгу жалоб!
— И предложения?
— Издевается, матрена! Где товар? Дайте начальство — хуже будет. Прилавок разнесем, — и кто-то стукнул кулаком по прилавку.
Продавщица малость струхнула.
— А вот милицию, — заливисто начала она.
— А обэхээс, — крикнул кто-то издалека.
Позвали заведующую, женщину пожилую и болезненную.
— В чем дело, товарищи?
— Под прилавком пошарьте.
Та заглянула под прилавок.
— Нет ничего.
— И нам позвольте.
— Не имею права. Вы в одежде. Я вынесу накладные.
И вынесла. Протянула кому-то.
— Видите: сосиски, семьдесят килограммов. Было здесь семьдесят, вот вы, женщина?
— Примерно так.
— Отдыхайте, товарищи. Приходите завтра.
— Да что это с людьми делают.
— Сами от пуза, в три горла, на нас — наплевать.
— Разговорчики такие.
— Скоро требуху выбросят, а мы будем жрать и хрюкать.
— Тоже поосторожней на поворотах.
И всё! Стихли люди, лишь глухое ворчание — обнаглели! наплевать! народ!
Ах ты, какое канальство. Час вычихали — и хоть бы что. Не в часе дело. Не то обидно. Человека не уважают — вот что обидно. Смех на такие слова, одни смешки-смефуечки. То ли ждет нас, бабуся, какая зима ожидает нас, милая, какая зима, еще только декабрь, дорогая.
Да, декабрь стоит, месяц тяжелей, и погода наимерзейшая: вроде снежок днем падал, и мог, казалось бы, прояснить воздух и дать человеку возможность увидеть мелкие звездочки, — но нет, тяжело лежит низкое небо, липкий туман опустился на землю, дома влажно, холодно блестят, дует с залива ветер и донага раздевает человека, в какие одежды он ни рядись, тротуары чем-то посыпали, и жижа хлюпает под ногами, и прямо ходить нет никакой возможности из-за сопротивления ветра и плотного тумана, и приходится бочком продираться сквозь туман, сдерживая, разумеется, поахивания при всяком неосторожном шаге.
Да тут еще надо проходить возле дома, который полтора года назад поставили на капремонт — тротуар перегородили забором, и идти нужно по узким доскам. И тут не то беда, что козырек над забором положили низко и всякому человеку выше полутора метров приходится складываться на манер перочинного ножа и ползти вроде каракатицы — это отчего же не поползти, это даже и полезно, это физзарядка неожиданная получается, а то беда, что доски положили крашеные, да так замечательно крашеные, что полтора года шаркают по ним ногами, а краске хоть бы что — да в домах таких красок и не бывает, — и как снежок либо туман, ползут по дощечкам людишки, словно бы коровки по льду, шмякаются себе да и шмякаются, вроде бы и весело со стороны, но да ведь и ты из того же теста, сам загудишь как миленький и отобьешь последние потрошки.
