Никаких следов человека, ничего. Степь кругом, травы под порывами ветра к земле пригибаются. Даже сверчков – и тех не слышно. Попрятались сверчки. Жарко им. А Степану то как жарко! Пот стекает со лба, заливает глаза. Камуфляжка – хоть выжимай. И оводы: им то жара нипочем, у них обеденное время как раз сейчас начинается. Он перевел взгляд на Женю. Та шагала, размахивая руками, словно ветряная мельница. Материлась едва слышно сквозь зубы, когда очередной овод пытался сесть на мокрое от пота лицо. Глаза уставлены вперед, в одну точку. Туда, где виднеется линия горизонта.
Не лучше выглядят и другие. Радченко вообще отстал. Плетется в хвосте, тяжело дыша. В правой руке – носовой платок. Вытирается, выжимает его время от времени, и вновь прикладывает к вспотевшему черепу.
Степан поднес к покрасневшим глазам бинокль. Кстати, а что с глазами? А ничего хорошего, похоже. Он прислушался к своим внутренним ощущениям. Так и есть: аллергия. Наверняка на пыльцу какого-то растения – вон сколько ее носится в воздухе. Хорошо если только этим дело и ограничится. Кстати, а что это там вдали виднеется? Куча тряпья какая-то? Да нет, труп высохший. Тряпье болтается на нем как на вешалке под порывами ветра. И поза какая-то странная у трупа. Стоит труп. На одной ноге. Приблизились ближе и Степан даже присвистнул: нет, не на ноге стоит труп. Тонкий шест протыкает его насквозь. Верхняя часть торчит из прогнившей грудной клетки ближе к ключице, нижняя часть вбита глубоко в землю строго перпендикулярно. Форма армии вермахта на трупе. На груди – два наградных немецких креста и орден за мужество с трехглавым орлом. Редкий орден, надо сказать. Не иначе как из рук самой императрицы выданный. Они подошли совсем близко. Да, нехорошей смертью умер солдат. И, возможно, совсем не скорой. Степан приблизился впритык к погибшему и потрогал штырь. Дерево. По толщине – один в один как прут арматуры, а твердое – как металл. Присмотрелся более внимательно и углядел на высохшей шее тонкую цепочку с аусвайсом. Так, а вот это мы возьмем, пожалуй. Нет ничего хуже когда воин пропадает без вести. Тяжело это и больно для тех, кто любит и ждет. Подозвал Радченко. Приказал порыться в карманах трупа. Из чистого садизма, наверняка зная, что ничего ценного для них там не отыщется. На его позеленевшее лицо смотрел потом без капли сострадания: пускай помается, соня, в следующий раз будет порасторопнее и уж точно не посмеет заснуть на боевом посту. Да, а пить, пожалуй, хочется все больше. При такой жаре организм воду теряет с немыслимой скоростью. Нечего сказать, денек выдался, что надо. Как по заказу, мать его.
