Они опять повели его вдоль опушки, пока не дошли до ямы, из которой весной был вытащен камень для крепления моста. Здесь они остановились. Потом они обернулись и крикнули что-то назад. Оказывается, один из них так увлекся земляникой, что остался у пней, забыв, куда и зачем шел. Когда ему крикнули, он подхватил свой автомат и подбежал к остальным.
У них было три автомата. Они приставили их к животам прикладами и встали в ряд, а их старший поднял руку. Послышался такой звук, как будто сыпали дробь в железный ящик, и от каждого автомата пошел дымок.
Так они и убили этого человека там на опушке, а потом опять пошли доедать землянику, оставив торчать из ямы его босую ногу.
Ветер все время дул оттуда, и запах земляники наполнял маленькие улицы.
Меня не сразу отпустили. Я еще побывал у эсэсовцев.
Там меня спросили:
— Ненавидите большевиков?
Я только усмехнулся в ответ на это. Что зря спрашивать? Это и без того было ясно для них.
— А если мы вам дадим оружие и пошлем вас защищать Финляндию, на которую напали большевики?
Я подумал и сказал:
— Давайте.
Они засмеялись все, кто был в комнате. А переводчик сказал мне:
— Хорошо. Мы постараемся исполнить твое желание. Можешь идти.
Я пошел. Опять я был свободен. Я шел по улице, где толпились парни из Суоелускунта, и никто не задерживал меня.
Я пришел домой. Дома у меня тоже сидело трое таких молодцов. Они ели за обе щеки и пили водку, которую взяли в магазине лесопункта.
Мать наливала им в тарелки суп, и когда увидела меня, то вся задрожала от радости. А один из парней сказал ей:
— Ничего, хозяйка, наливай, наливай. Я говорил, что он вернется. Он молодец. Пускай он тоже сядет с нами. Садись, Салаинен. Тебя как звать?
— Хейно.
— Садись, Хейно. Не бойся. Теперь конец твоим страданиям. Твоя мать все рассказала нам. Теперь ты можешь опять заводить хутор или что хочешь.
Я сел за стол, чтобы не обидеть их, и спросил у матери:
— Где Лиза?
— А ее взяли убирать помещение учителя. Там будет стоять эсэсовский офицер.
Я сразу встал, но она удержала меня:
— Ничего, Хейно. Я думаю, ничего. Их троих взяли. Вымоют полы и придут.
Но я видел, что и она как-то беспокойно поглядывает в окно. Я опять хотел встать, но неудобно было не съесть ни ложки за компанию. Я начал есть.
Унтер налил мне из фляжки полстакана русской водки и похлопал по плечу. Я хотел отказаться, но они все в один голос закричали:
— Пей, Хейно! Пришел твой праздник. Пей!
Я выпил и посмотрел на мать. Она ничего не сказала, только вздохнула и опять стала смотреть в окно. Я тоже посмотрел туда же. А третий солдат, который громче всех чавкал, сказал:
