И так оно впоследствии и оказалось! Но сперва Маркел шел просто прямо и думал, что он идет к себе в холопскую. Да только когда он стал спускаться с горки, то есть когда уже сошел с Ильинской и шел к ручью, он вдруг подумал, что так не годится, что и так он уже который день над этим делом бьется, а ничего добиться не может, а вот сейчас бы взять да повернуть да допросить Авласку, и дело, глядишь, и стронется, а почему бы и нет?! Подумав так, Маркел остановился, развернулся и пошел почти обратно, только немного беря вправо, к Волге, то есть туда, где на горе стол кабацкий двор, и там было шумно и людно, и так же было и вокруг двора, а уж как там внутри стоялой избы тесно, подумал дальше Маркел, так и представить далее трудно! А как представил, так даже, не сдержавшись, облизнулся и уже просто честно подумал, что надо и честь знать, бросать дела и пропустить за праздник чарочку, а то прежние обеденные чарки из него давным-давно выветрились.
И вот с такими, да и другими подобными мыслями Маркел подошел к раскрытым настежь воротам кабацкого двора, возле которых прямо на земле сидел крепко выпивший Григорий, а рядом с ним другие люди, тоже все нетрезвые. Также и дальше по двору народ где сидел кучками, а где уже лежал, а где и как ни в чем не бывало расхаживал туда-сюда. Много было там посадских, но немало и стрельцов. А что, думал, глядя на стрельцов, Маркел, царская служба не постриг, пей, если душа просит. И вот с такой мыслью он поднялся на крыльцо, вошел в черную избу и осмотрелся.
Но осматриваться там было непросто, потому что теснота там была просто страшная, так что Маркел зря осматривался, потому что никого знакомого он так и не увидел – ни Авласки, ни Карпа, ни своих подьячих. Вот только одно ему почудилось – будто мимо него сзади проскочил к стойке (и сразу за стойку) тот самый человек, который только что так недобро принимал его у Битяговских. А, подумал Маркел радостно, это добрый знак, но при этом проверил, на месте ли нож, и тоже начал проталкиваться к стойке.
А там его уже как будто ждали. Большой Петр сразу широко ощерился, а Евлампий (а он стоял там же сбоку) громко, чтобы через других было слышно, сказал:
– О, вот кого с утра ждем-поджидаем! Ведь же обещал прийти! И мы и мерку тебе пробную придерживаем, и мерный хвост! – И с этими его словами (а он еще мигнул Петру) Петр выдвинул перед собой большую красную кружку, так называемый боярский достакан, а нему еще прибавил толстоспиного сушеного леща. Но Маркел угощаться не стал, а сказал:
