Послышались шаги нескольких человек, дрогнула натянутая цепь, послышались и другие шаги: мягкие, эластичные, сопровождаемые сухим стуком когтей по плиточному полу соседней комнаты.
В отворенных настежь дверях показалась круглая голова с торчащими, короткими ушами. Желтоватые, мигавшие фосфорическим блеском глаза прищурились от потока непривычного света.
Первое мгновение всем показалось, что тигрица проскользнула в комнату одна, совершенно свободная, и холодный пот заиграл под рубашками у полупьяных храбрецов; но потом все ясно рассмотрели, как толстая цепь, продетая в кольцо сыромятного ошейника, была намотана на сжатой в кулак руке Хмурова; кроме этой цепи, веревка, пропущенная сквозь то же кольцо, была в руках здоровенного Аслан-бая.
У последнего за поясом засунут был слегка искривленный туземный нож в оправе из змеиной кожи, а высокий приказчик, обойдя вокруг дома, высунулся из двери, робко протягивая Хмурову пару револьверов на всякий случай.
— Положи на стол, — отрывисто произнес Хмуров. — Господа, позвольте вас познакомить; сия дама прислана мне от кашгарского бея... — бравировал он, скользнув рукой по цепи и гладя животное за пушистой щекой, как гладят кошек, если хотят заставить их мурлыкать.
Тигрица, озадаченная таким большим обществом, выдрессированная смолоду и не успевшая еще окончательно одичать в хмуровских руках, недоверчиво косилась по сторонам и вздергивала красными, словно раскаленные уголья, ноздрями. Полная дикой грации, она припала на передние лапы и легла на ковер, как раз посредине залы.
Широкоплечий Аслан стал у притолки, прислонившись к дверному косяку и сложив на груди мохнатые, мускулистые руки; он выпустил веревку по приказанию Хмурова, который один сел на пол, рядом со своей тигрицей.
Началось совершенно неожиданное, оригинальное представление. Замоскворецкое «нашему ндраву не препятствуй» на этих далеких окраинах нашло себе новое применение.
Все сидели и стояли совершенно неподвижно, как кого застало появление зверя. И жутко, и приятно было ощущать близость этой дикой, враждебной человеку силы... Густой румянец совершенно исчез со щек щеголеватого адъютанта, замененный цветом, близко подходящим к цвету его кителя, осовелые глаза жалобно моргали, нижняя губа отвисла и с нее что-то капало.
Под влиянием нервного напряжения, хмель испарялся из опьянелых голов; многие уже протрезвели окончательно.
— Асланка, мяса принеси, — сказал Хмуров и лег рядом с тигрицей и положил на нее свою голову. Пушистая ткань ковра, цепляясь за острые когти зверя, видимо беспокоила его, и эти крючковатые, вершковые когти, раздражительно ерзая, то выказывались во всем своем грозном величии, то прятались в мягких, бархатистых лапах. Хвост животного был вытянут совершенно прямо и только грязно-белый кончик его дрожал словно наэлектризованный.
