Слова «Я люблю тебя» сами сорвались с губ Оливии. Она совсем не планировала их произносить. Нет, она часто говорила их в жизни – родителям, сестре. Первому мужу. Но никогда еще ответ не значил так много.
Оливия всегда произносила эти три слова, чтобы сделать приятно кому-то. А теперь они нужны были ей. Он нужен был ей. Оливия знала, что это делает ее предельно уязвимой. Но сейчас ей было все равно. Потому что наконец-то, первый раз в жизни игра стоила свеч.
Тарек – самый сильный человек, которого она знала. Если он может вытерпеть такую боль и такой страх, то он достоин того, чтоб отдать ему себя. Сделать то, чего никто для него не делал.
Она почувствовала, как руки Тарека напряглись в ее ладонях.
– Оливия, нет.
– Да.
Она заранее знала, что это кончится плохо.
Что будет очень больно. Но не попробовать было невозможно. Ей хотелось взять кувалду и проломить стену, чтобы показать, что творилось в ее душе. Самозащита и комфорт ушли на последний план. Безопасность перестала что-либо значить. Она жаждала естественных чувств, страсти. А единственный путь к ним лежал сквозь огонь.
Но лучше заживо сгореть, чем замерзнуть насмерть. – Я не умею любить, – сказал Тарек каменным голосом.
– Умеешь. Ты многое умеешь, о чем даже не знаешь. Раньше ты говорил, что не умеешь заниматься любовью…
– И что? Для тебя это признак любви? Знак привязанности? – Он отошел в сторону и принялся ходить по комнате – то туда, то обратно, как загнанный зверь. – В моей жизни нет места любви, – выпалил Тарек на этот раз злобно. – А если и есть, то нет способностей.
Оливия покачала головой, чувствуя приступ немоты.
– Нет, я не верю.
– Из-за этого? – Он показал пальцем на кровать. – На это способно любое животное. Это не имеет никакого отношения к любви.
– Ты так считаешь? Для тебя это не больше чем животный инстинкт?
– Мы с самого начала говорили только о том, чтобы зачать наследника.
– Разве? – спросила Оливия, едва сдерживая слезы. – Мне больно это говорить, но так я не готова ни к какому наследнику.
Словно острый ледяной осколок пронзил ее сердце при этих словах. Говорить так о ребенке было невыносимо. Наследник уже перестал быть далекой туманной целью. Он стал самим собой. Частью ее. Частью Тарека.
Мечтой, которая неожиданно вспыхнула в ней.
Тарек сомкнул густые черные брови.
– Не буду отрицать, что мне было приятно. Но это не доказательство чувств.
– Чего ты боишься, Тарек? От чего ты прячешься?
– Мне кажется, прятки – твоя любимая игра, не моя.
