Настоящая веселуха началась в понедельник. Их сторона перенесла встречу на четыре, а в обед мне позвонил их генеральный Петр Иванович и спросил, что за балаган происходит с поставками труб. Мы немного знали друг друга: он раньше работал в структуре, для которой я выполнял некоторые услуги. Петр Иванович выслушал мою позицию по всем пунктам разногласий и чуть помолчал. Потом прохрипел в трубку:
– Знаешь чего. Я тебя наберу чуть позже.
И повесил трубку. Был он очень быстрым и деятельным, и я думал, что звонок последует минут через десять. А он позвонил через пять:
– Да, слушай, там юристы молодые, отрабатывают… По трем позициям – согласен с твоей редакцией. По четвертой – там порядок оплаты, новая финансовая политика акционеров. Здесь ничего сделать не смогу. В принципе, позиция лояльная. В течение семи дней после подписания акта – это нормально.
К этой позиции я придирался специально, чтобы было куда двигаться.
– Если договорились, через час можешь забирать подписанный договор. Мне нужно, чтобы завтра пошел товар. Простои начались. Так как? – продолжил он.
– Согласен, – ответил я после секундной паузы – Через час у тебя будет мой юрист.
– Договорились.
– Только, слышь, отправь Катерину…
– Ничего себе память!
– А то!
– Хорошо.
Я положил телефон на стол. И сделал пару подскоков по кабинету.
«Дорогой, у меня послезавтра каско заканчивается». И конечно же, грустный смайлик. Куда без него.
Дорогой, а в миру – Роман Желтиков, лаконично написал в ответ: «Сколько, милая?» А сам по-детски скрестил пальцы и шепнул, прикрыв глаза: только бы в пределах полтахи… Когда речь заходила о Марине и ее потребностях, юмор и оптимизм обычно оставляли Рому один на один с внутренним калькулятором.
«Пятьдесят четыре», – не замедлила с ответом Nokia, и Рома, закусив губу, тут же включил внутренний калькулятор. Ничего хорошего тот не показал.
Род своей деятельности Рома определял так: «служба в органе исполнительной власти Санкт-Петербурга». Параллельно учился на вечернем юридическом. Кто-то называл его везунчиком, получившим по блату хлебное место. А кто-то – чинушей и взяточником. И это все было правдой. Называли и сволочью, особенно после приема граждан. Вот с этим Рома уже мог поспорить.
Он никогда не скучал в одиночестве. Как только у Ромы появлялась идея, которую хотелось обмозговать, в голове заговаривал внутренний собеседник. Иногда приходилось прерывать его вслух. Сейчас тот шептал: «Сволочь! Ты что, не дашь своей девчонке денег на страховку? Жадюга! Сволочь! Жмот!»
