Увидев это, мама быстро натянула на старшую дочь зимнее пальтишко и валенки и спрятала ее за печку в углу комнаты. Там, за печкой лежало все их имущество, увязанное в простыни. Подняв Соню на руки, мама посадила ее на самый верх, на все эти узлы, а та, полусидя на вещах и держась за печку, оказалась почти под самым потолком.
Того, что происходило на плацу, девочка не видела – только слышала шум, гам и крики снаружи. Потом все стихло, а в комнату стали заходить незнакомые люди – заходить и вытаскивать из-за печки вещи. Вскоре Соня оказалась уже на полу, вещей под ней больше не было, но не было и мародеров.
Когда стало совсем тихо, Соня выглянула за дверь, вышла на двор и пошла по дороге в сторону станции Пуховичи и поселка Марьина Горка. Навстречу ей шла незнакомая женщина: «Ты евреечка? Там же ваших убивают, куда ты идешь?!..»
И Соня развернулась и пошла обратно, в Пуховичи. Куда, к кому? Из неевреев она хорошо знала только одного человека, работавшего с мамой в сберкассе, по фамилии Маевский. Но не знала, где он живет. Расспросив об этом, пришла к нему домой. Вечером, когда он пришел, то первым делом спросил: «А ты спрашивала, где я живу?» – «Да!». – «Уже доложили, что я прячу евреечку!.. Утром ты должна уйти, а то заберут и меня».
Но ночью раздался стук в дверь – это пришли отец с братом, с Сахне. Отец, узнав об убийстве, примчался прямо к Маевскому. И, не дожидаясь утра, уже втроем они ушли в лес, не отказавшись от хлеба, который им дали с собой …
Окрестные леса братья Сухманы знали с детства и как свои пять пальцев. Но на подножном корму ни в каком лесу осенью не выжить. Поэтому, скитаясь по лесам, эта троица ночевала больше на сеновалах, чем в стогах, особенно часто в свинарниках: ночью выйдешь к свиньям и конфискуешь у них часть картошки и другой еды.
Однажды, в шальную ночную бомбежку ранило Сахне, и под утро он умер. Отец ушел и вернулся с лопатой: похоронив брата, он хорошо запомнил это место. По лесу тройка ходила почти одна, довольно долго, никаких партизан в лесу еще и в помине не было. В партизаны люди пошли тогда только, когда в деревнях появились приймаки из окруженцев или пленных, то есть солдаты, которых женщины «признавали» якобы за своих и забирали из леса или лагерей к себе. Но скоро полиция начала разбираться с ними – не коммунист ли? не комсомолец? не еврей? А разобравшись – частенько расстреливать. Вот после этого «приймаки», отогревшись и наевшись, и стали дружно уходить в леса, в партизаны, а за ними в лес потянулись и их бывшие хозяева.
