В 2008 году к сыну подтянулись и родители. Потребности уезжать они не чувствовали, а если уж уезжать, полагали они, то в Америку, куда в их возрасте попадать было уже крайне трудно.
Заявление они подали в 2001 году, а потом, в 2005, было что-то вроде решения о приостановке эмиграции. В 2007–2008 годах пропускали как бы последнюю волну – из людей, Германии в общем-то бесполезных. На ее гребешке и приехали к сыну 80-летний отец с матерью.
Полгода после приезда прожили в общежитии, а потом переехали в хорошую квартиру. Очень жалеют, что не знают немецкий, с ним бы они чувствовали себя получше. В школе Лев, правда, учил немецкий в пятом классе, а потом и в вечерней школе, но в институте его давали всего один год. Плохо давали! Хоть всю жизнь Пескин и писал в анкете, мол, владею немецким со словарём, но действительности это не соответствовало. Пробовал еще раз поучиться на месте, но это сложно – и из-за возраста, и из-за слабого контакта с немецкоязычной средой. «Если бы работал здесь, хотя бы и слесарем, – выучил бы!» – тешит себя этой мыслью наш герой.
Сын во всем помогает старикам, опекает их во всех нюансах немецкой жизни, как ни крути, мало привычной для них. Им и его семьей, в основном, ограничен круг их социальных контактов. В еврейскую общину Пескины ходят с удовольствием, но только на праздники, тяга к религии, приобретаемая с детства, не появилась и здесь.