Небо, земля и что-то еще… | страница 50
– Ты вернулась?
– Да. Я вернулась.
Василиса Одинцова посмотрела на младшую дочь. Она будто бы спрашивала ее: правда ли все это? Правда ли, что в самом конце все мы стремимся к катарсису? Забывая прошлые обиды и недопонимания, принимаем пенящуюся волну примирения, которая, быть может, и застилает нам глаза, заставляя не обращать внимания на некоторые вещи, но делает нас чище душой. Порой ведь и незнание, и степенность – это высшая степень мудрости.
Алина подошла к матери и взяла ее за руку. Холодные пальцы, вены под тонкой кожей. Легкая дрожь.
– Тебя так долго не было…
– Я не могла вернуться.
Повисла недолгая пауза. Казалось, что можно было услышать стук сердца, укрытого от внешнего мира прочной броней ребер и тонким слоем кожи.
– Нет. Ты просто не хотела возвращаться.
Алина знала, что услышит подобные слова. Она знала, что отведет взгляд в сторону, потому что отчасти будет соглашаться с этими словами.
– Но теперь я здесь, и остальное уже неважно. За тобой ведь хорошо ухаживают?
– О, Алина, если бы тут вообще ухаживали за больными, – с ноткой негодования в голосе протянула Вика. – Представь, даже кормить перестали. Столовая у них на ремонте.
Женщина бальзаковского возраста, что внимательно наблюдала за встречей, буркнула что-то до кучи и продолжила решать сканворд.
– Вика за мной ухаживает, – почти шепотом сказала Василиса Одинцова. Нетрудно было по выражению ее лица догадаться о том, что разговор ей дается с трудом. Рыхлая кожа, казалось, растягивалась на лбу, обнажая синеватые линии вен.
Алина положила руку на плечо младшей сестры.
– Ты вырастила хорошую дочь, – кивнув в сторону Вики, сказала она матери.
– Значит, моя жизнь была прожита не зря.
– Она же еще не прожита, мама! – вмешалась Вика. – Вот увидишь, ты поправишься. И доктор об этом говорит. Вот увидишь.
Василиса Одинцова тяжело вздохнула. Вика будто бы и не понимала, кого больше убеждает: свою мать, или себя саму. Так порой случается, когда ты искренне веришь, что говоришь ложь во благо. Во лжи нетрудно запутаться. Об этом знала Вика. Об этом знала и Алина. Ложь – одна из тех человеческих черт, что делает человеческий род единой общностью. Ложь может быть правдивой, с другой стороны.
– Твое место здесь, Алина, – обратилась мать к дочери. – Алеша, и ваш сын… Вы могли бы сделать счастливыми друг друга. Молодость может все, но ничего не знает. Старость знает, но уже ничего не может, кроме как повторять, раз за разом.
– Все сложно, – ответила Алина.
 
                        
                     
                        
                     
                        
                     
                        
                    