Другая химия 2 | страница 18



Мой эпизод с неприятием меня отцом

И вижу как по ней ползает маленький такой «ребеночек Розмари». Младенец годовалый, еще не ходит, так как они на четвереньках ползают. В глазах такая синева черная и маленькие острые зубки как у щуки, полный рот маленьких острых зубов и окровавленная пасть. И этот ребеночек ползет — сама воплощенная смерть и он ползет на какого-то мужчину. И тут я узнаю своего папу. Ну это не узнавание визуальное, это узнавание пониманием. Он ползет и пытается ему в ногу вцепиться и отгрызть эту ногу. А потом добраться до горла и вырвать кадык, внутренности все выгрызть. И я понимаю что этот ребенок — это я по сути. И чувствую что он просто действует в лютом страхе.

Он кидает меня об косяки, а я не чувствую боли. Гуттаперчевый ребенок, такой вот робот для убийства. Я понимаю что вот он лежит в кроватке, пока все дома.

Он лежит, как бы улыбается, спит, все нормально. Стоит только всем из дома уйти и остаться наедине с папой, все, он выползает из своей кроватки и просто ползет чтобы папу загрызть, выгрызть его внутренности. Вижу эту картинку и отца люто бешено сопротивляющегося, и начинаю осознавать, что это тот самый аффект, который я испытывал будучи младенцем. И для меня становятся понятны и слова матери, когда она рассказывала про моего отца, и некоторые другие нюансы. Она например мне рассказывала мне такую историю, что она была занята просто по дому, что-то делала. Отец мой лежал на диване и читал газету. Когда я начинал капризничать, она ему говорила: «Ну поиграй с Денисом, поиграй с ребенком, займи его чтобы он не плакал». А он делал так — он выставлял правую или левую ногу вдоль дивана, ну чтобы я не садился, и продолжал читать газету.

И потом мне в общем стало понятно, он по каким-то причинам (я пока не разобрался) хотел дочку. И когда мама была беременна мною, он постоянно приходил даже в роддом и спрашивал у нее с идиотическим упорством: «Как там наша девочка, скоро ли родится наша девочка?» Да это просто ужас. Я понял, во-первых почему эта злоба и раздражение не имеет даже объекта направленности, я понял почему оно такое размытое. Что-то в душе колбасит. Ребенок в доэдипальной стадии — он не умеет конкретизировать свои ощущения и воплощать их в смысловые конструкции. Ядра патокластеров, убеждения, деструкты всевозможные — они начинают выпадать где-то на эдипальной стадии, когда ребенок начинает говорить первые «мама, папа», и начинается речь. А до этого есть только поле эмоций. Я себя увидел и почувствовал очень таким маленьким. Это не четкие эмоции, это смесь, гремучий коктейль из ненависти, страха, непонимания, отвращения, раздражения, какой-то такой зуд в душе.