- Тебе и не надо никого просить, дойдешь до подъема, заберись на самую верхотуру - там все машины пешком идут, на какую захочешь, на ту и сядешь.
К обеду Нариман вернулся в детдом. Два дня он никуда не отлучался. Даже когда на стадионе играли две лучшие команды города, Нариман с книжкой в руках сидел на скамеечке возле ворот. Сидел добросовестно, с утра до вечера, даже старый молчаливый детдомовский сторож Кадыр-ага и тот не выдержал.
- Ты что, на старости кусок хлеба у меня хочешь отбить?
- Ну что вы, Кадыр-ага, нам хлеба теперь дают вот по такому куску три раза в день!
- Зачем же тогда сидишь тут?
- В понедельник майор приходил, а меня не было. Ребята сказали, что он письмо от отца привез…
- Майор, говоришь? Помню, был такой. Он даже сидел на этом самом месте…
- А вам он ничего не сказал?
- Говорил что-то про рудник, а что не помню. Когда я с базара шел, он уже сидел на машине, наверно, поехал на свой рудник.
Нариман чувствовал, что вот так, две недели, он ни за что не выдержит.
А что если самому съездить на рудник? Оставить записку и поехать. Он же не будет сидеть там целый месяц. Найдет майора, возьмет у него письмо - и назад. Это займет всего три дня, пусть его потом назначают дежурным по комнате хоть на целый месяц!
Вечером Нариман поделился своими планами с Серегой и Катей. План они одобрили.
Утром в тумбочке уже лежали три куска хлеба, три помидорины, спичечная коробка с солью и фляга, наполненная сладким чаем.
С флягой Нариман никогда не расставался. Флягу ему подарил отец. Когда они с мамой провожали его на фронт, он отстегнул ее от ремня и протянул сыну.
- Бери, только смотри, не теряй, вернусь с войны, проверю…
Побег был назначен на мертвый час. Когда все уснули, Нариман выбрался в открытое окно, добрался на четвереньках до забора, перелез и через час он был уже на повороте. Отсюда дорога круто уходила вверх. Две машины Нариман пропустил, чтобы посмотреть, откуда будет удобнее всего незаметно для шофера забраться в кузов.
Самым удобным местом оказалась дорога у валуна, который лежал на самой вершине подъема. Нариман залег за камень и стал ждать.
Прошла пустая полуторка, потом груженный досками ЗИС, прогрохотала телега, в которую был впряжен верблюд и наконец из-за поворота показался первый «студебеккер». Нариман высунул из-за укрытия голову, но тут же нырнул назад: в кузове сидели люди.
Следующая машина шла груженная большущими ящиками, поверх которых был наброшен брезент. Когда кузов поравнялся с камнем, Нариман выбрался из своего убежища, догнал машину и спокойно забрался под брезент. Под брезентом между ящиками были брошены связки комбинезонов, и Нариман блаженно растянулся на мягких упругих тюках.
