– А чаёк горяченький? – загорелась, обрадовалась соседка и – откуда силы взялись – соскочила с кровати на ноги, заспешила на кухню и пяти минут не прошло, она уже прибежала назад с чашкой на блюдце, ложечкой помешивая. – Любишь с сахарком-то?
Вдова подняла голову, оперлась на локоть, приняла чашку.
– Что-то накрыло меня, – пожаловалась и прильнула к чашке, не опасаясь горячего, не отрываясь, сделала несколько глотков, на Матрёну взглянула. – Приснилось мне что-то, Никитична, вот всё вспомнить хочу, а не могу.
– Не Дмитрий ли Филаретыч? – всплеснула руками соседка. – Он теперь часто будет приходить. Ещё девять дён ждать. Да и потом… Теперь до сорока… Но ничего, мы в церковь-то сходим, свечечки поставим… А когда ж ты уснуть успела? Всё глазки были открыты. Я ж от тебя не отходила?
– Провалилась будто.
– Это бывает. Но хорошо, что уже позади. Я боялась.
– И мне будто полегчало.
– Вот. Попей чайку-то. И совсем получше станет. Ты же эти дни в рот крошки не брала.
– Не брала.
– Как ты к этому-то?.. Как вчера к прокурору-то добралась? Я испереживалась прошлый раз за тебя.
Серафима слабо повела рукой:
– Сама не знаю. Я ж не по своей воле.
– Совести нет у них. Вот что я скажу. Не могли сами прийти, если что спросить желают, – не терпелось старушке. – Приезжал ведь человек оттуда, когда Дмитрий Филаретович скончался. Чего им ещё понадобилось?
Вдова опять слабо рукой отмахнулась:
– Интересуются всё, как мы жили, что могло случиться…
– Чего ж ещё спрашивать? – соседка совсем возмутилась. – Воров бы ловили! Сейф-то разграбили! А кого поймали?
– Сказали, поймают.
– Вечно у них так, – поморщилась старушка. – Теперь жди, когда рак на горе свистнет. От этой милиции быстро не дождёшься…
– Это не в милицию меня приглашали, Матрёна Никитична.
– Не в милицию? А куда же?
– В главную прокуратуру.
– Бог с тобой! – перекрестилась соседка, и глаза её округлились. – За что же туда-то?
– А смертью там занимаются, – Серафима допила чай, подала чашку, на подушку откинулась. – Вы, Матрёна Никитична, уж извините меня, но следователь и вам повестку со мной передал, просил подойти после похорон.
– А я что знаю?
– Так положено.
– Что я видела, им известно, – насупила губы старушка. – А больше мне сказать нечего. Я на своих соседей наговаривать не собираюсь.
– Вот и скажете.
– Не стану я ноги зря бить, – забурчала и отвернулась. – Ты ж у них вчерась была?
– Видно, так положено.
– А чего сразу мне не сказала?
– Забыла.
– А где ж бумажка-то та?
