– Вот здесь и отыскал флакон Павел Никифорович.
Все три стены чуланчика были оборудованы полками, на которых теснилась пустая стеклотара разного калибра и назначения – бутылки, банки, склянки, пузырьки и прочая ёмкость.
– Всю эту батарею мои орлы вдвоём из рук в руки выставили на пол, на моих глазах перебрали и ничего примечательного не обнаружили, – чертыхаясь, оправдывался Донсков. – Ты-то мне веришь, Данила Павлович?
– Я не полковник, чего передо мной оправдываться. Не принёс же Федонин флакон с собой! И зачем молодому Дзикановскому столько тары? Ты не задумывался?
– Фармацевт, – пожал плечами Донсков. – Но незаметно, чтобы дома он лекарствами занимался. Никаких приборов, приспособлений не видно.
– Я ведь не на шутку перепугался, пока Федонина в чувство приводил. Он, похоже, дважды падал, второй раз, когда до меня дозвонился.
– Так, может, его всё-таки в больницу?
– Врач дал ему какое-то средство, посидел минут десять, успокоил меня, что опасности нет, но тоже настаивал на госпитализации. А он ни в какую. Отлежусь, говорит. Чувствую себя лучше. Лёгкое головокружение осталось и речь. Ты сам видел, он восстанавливается на глазах.
– Значит, Павел Никифорович пришёл сюда отраву искать? – задумался капитан.
– Он так выразился.
– Мне, дураку, раньше следовало догадаться, когда бабка Матрёна, соседка коллекционера, талдычила о странном сне Серафимы Илларионовны. Теперь понятно, почему она спала целые сутки. Аркадий Викентьевич использовал этот препарат под видом духов, когда её усыплял. А потом вскрыл сейф.
– Возможно, этот флакон стал роковым и для самого Семиножкина, – согласился с ним я.
– Совещание у вас, значит, не состоится? – Донсков переступал с ноги на ногу, как застоявшийся скакун.
– Не терпится?
– Я полковника Лудонина сумел отговорить, мне сейчас каждый час дорог, не до… Сам понимаешь.
Он хотел сказать «не до болтовни», но поднял на меня глаза и смолчал.
– Говори, говори, – не стал я его смущать окончательно, – вы, сыщики, иногда способны головой работать лучше, чем языком.
– Нас ноги кормят. Ты прав, прокурор, но и она не только для того, чтобы фуражку носить.
– Федонин просил домой его отвезти.
– Я доставлю. Прямиком в объятия разлюбезной Нонны Сергеевны и домчу.
– Смотри, не напугай. И ничего лишнего. Он сам найдёт, что ей сказать.
– Обижаешь, Данила Павлович.
– И это?.. Руководству не стоит ничего сообщать… Об этой оплошности. Ни к чему им эти детали.
– Да что же мы, совсем без понятий? – обиделся Донсков.
