Феликс Медведев. Козырная судьба легендарного интервьюера, библиофила, игрока | страница 58
– Я шла на расстрел в шапке Сталина, – Анна Михайловна горько усмехнулась.
– В шапке Сталина?! – изумился Феликс. – Как это так?
– Это было мое случайное наследство… В конце 1929 года, после конференции марксистов-аграрников мой отец, а, возможно, и Сталин, из двух пыжиковых шапок, висящих на вешалке рядом друг с другом, выбрал не свою… По обоюдному согласию шапки вновь не были обменены. В единственной посылке, которую до своего ареста успела передать мне мать, оказалась и эта шапка. Так, по иронии судьбы, шапка Сталина оказалась на мне, когда меня вели на расстрел…
После многочасового интервью с классиком советской литературы Василем Быковым. На вопрос корреспондента о самом сильном потрясении в его нелегкой жизни писатель-фронтовик ответил: «Самое большое потрясение, я думаю, ждет меня, как и все человечество, впереди: это успех или неуспех перестройки. Потому что слишком много на нее поставлено». Что ж, настоящий писатель – всегда провидец
Анна Михайловна с содроганием вспомнила тот черный день, который едва не стал последним в ее жизни.
– Двое с револьверами в кобуре вывели меня из помещения на дорогу, ведущую к оврагу. Это было под вечер… В мглистой дали предвечерних сумерек виднелся тот зловещий овраг, о котором я уже знала, с редкими березками, забрызганными человеческой кровью. Я сделала несколько шагов, и вдруг во мне наступило ощущение того, что я полностью отрешена от жизни. То был конец – конец восприятия реальности… Мы остановились у самого края оврага. Я обернулась, вдали бежал человек в светлом полушубке. «Назад! Назад!» – кричал он…
Почти теряя сознание, Анна узнала, что расстрел ей заменили многолетней тюрьмой. В этой же сталинской шапке она и провела весь срок заключения, до самого 1952 года. Увидеть же сына и рассказать ему горькую историю его сиротства, а главное, кто его отец, Анна Михайловна сможет только спустя много лет, когда 20-летний юноша, ни на день не терявший надежды встретиться с мамой, приедет к ней в Сибирь.
Узнала сына по глазам – таким же лучистым, как в младенчестве… А как только он заговорил, у нее защемило сердце: тембр голоса, жестикуляция, выражение глаз – точно отцовские…
После освобождения Анна Михайловна не прекращала бороться за свое имя и честное имя мужа. Бесконечные письма руководителям партии оставались без ответа. Они сменяли друг друга – Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко… Никто не хотел брать на себя ответственность, признав абсурд обвинений, предъявленных не только Бухарину, но и остальным жертвам сталинской истерии. И вот, наконец, Горбачев!
