При мысли о том, что сделала Кора Берстридж затем, он вспомнил про мели.
Прежде чем отойти от дел и переехать жить к родителям Гленна в Англию, его дед служил первым помощником капитана на грузовом судне, которое курсировало вдоль Наветренных островов: на один остров они доставляли запчасти для двигателей, с другого забирали урожай сахарной свеклы, на третьем выгружали гробы. Гленн любил слушать рассказы о приключениях деда, но в особенности его интересовали мели.
«Корабли почти никогда не тонут там, где глубоко, – говорил дедушка мальчику. – Для них гораздо опаснее мелководье. Самые высокие волны бывают на небольших глубинах, самые опасные скалы не те, которые ты видишь, а те, что спрятаны под водой. Ох уж это мелководье!»
Коварное мелководье пугало Гленна, но он каждый раз просил деда рассказать о мелях. Они стали его фобией, его личными демонами, с которыми он боролся, но которых так до конца и не победил.
Темная, бушующая стихия. Буруны, пена, острые как бритва кораллы, которые могут вскрыть днище суда, словно нож консервную банку. Мелководье внедрило в душу Гленна такой страх, что в детстве его мучили ночные кошмары: он иногда просыпался, продолжая биться в кровати, выкрикивать предупреждения шкиперу. Когда ужас немного отступал, мальчик словно бы оказывался выброшенным на мель – попадал из объятий сна в темную, нечеткую лужу страха.
Самоубийство. Это слово бурлило в его голове, как пенистый темный водоворот.
Самоубийство.
Гленн попытался представить себе последние минуты жизни Коры Берстридж. Вот она пишет записку. Потом снимает тапочки. Ложится в кровать. Натягивает пакет себе на голову, завязывает бантиком пояс от халата. Жуткая влага пакета перед глазами.
Какие мысли посетили Кору Берстридж в последние мгновения ее жизни? Что заставило бедняжку сделать это?
Он разговаривал с ее дочерью, которая живет в Лос-Анджелесе; кроме того, несколько друзей актрисы согласились пообщаться с прессой. Они сообщили следующее. После недавней подтяжки Кора Берстридж пребывала в депрессии. Ей трудно было принять то, что она стареет, и награда Британской академии только усугубила ее ощущение одиночества.
Ее не возвели в дамы, не удостоили какой-либо другой почетной правительственной награды, потому что, как признавалась сама актриса, Букингемскому дворцу были не по душе ее романы с известными политиками, а еще больше – ее антимонархические взгляды.
«Решили бросить старой собаке кость, лишь бы только она не тявкала» – так написала Кора Берстридж одному из своих друзей после получения премии.
