Как я должен был поступить? Проявить принципиальность и отказаться от переводов?
А на что жить?
И вообще – как выжить?..
Может, поговорить с Рылеевым? Пусть по своим каналам припугнет несговорчивого кредитора? Между нами, мистика, привязанная к бывшему гэбисту, казалась мне более надежным средством.
* * *
Я долго сидел за рабочим столом, прикидывал…
Почему бы нет?
Что у меня еще было в запасе? Разве что сам Булгаков…
Почему бы в разговоре с Клепковым не сослаться на него, ведь Михаил Афанасьевич не раз упоминал, что является автором «мистическим». Вот пусть и поможет свалившемуся ему на голову метабиографу в благом деле. Пусть явится к Клепкову во сне и предупредит – оставь вдову в покое, иначе, проклятый, берегись. Натравлю на тебя Коровьева или его кошачьего приятеля. Исчадья церемониться не будут, вмиг скальп с тебя сдерут. Или, что еще хуже, вытащат на сцену в стриптиз-клубе и там после всякого рода раздевательств отрежут голову. Будешь потом все жизнь прозябать в сумасшедшем доме и шрам на шее щупать!
У кого-кого, а у Михаила Афанасьевича был опыт в подобных делах. Натравить нечистую силу на какого-нибудь выжигу, спекулянта или негодяя ему было раз плюнуть.
Признаюсь, познакомившись с господином Гаковым поближе, меня поразила ловкость, с которой он ухитрялся заниматься одновременно закатным романом и пьесой с вполне прокоммунистическим названием «Батум».
Его творческому опыту следовало поучиться.
Ох, не прост был Михаил Афанасьевич!
С каким изяществом он, сохраняя достоинство и не желая срываться, падать или ползти, прятал в мутную историческую водицу сомнительные концы своего извилистого жизненного пути.
Это тоже надо уметь!
Удивляло также его неподражаемое умение разукрашивать насмешливо-мистическими декорациями всякого рода происшествия, случавшиеся в те непростые годы. Например, сокрытие партийной принадлежности Степы Лиходеева, который, вернувшись из Ялты, выложил на допросе политическую подоплеку хорошо срежиссированной травли, которой подвергся «недобитый белогвардеец» Булгаков. Или фельетонные происки небезызвестного Коровьева, ухитрившегося под видом организации хорового коллектива создать в советском учреждении ячейку неразоружившихся троцкистов. Всем известен юмористический финал этой «спевки» – оппозиционеров погрузили в грузовик и с пением популярной в народе песни «Славное море, священный Байкал…» увезли в неизвестном направлении.
Или несчастья черных котов, посыпавшиеся на них после того, как Воланд покинул столицу:
