к другой промерить её своими ногами или проторить санным следом, чтобы постичь всю дикость и необъятность этого края…
Неторопкая езда по сибирским кочкам и ухабам оказывает и полезное действие – отстраняет всё, что раньше переполняло душу, готовит путника для новых впечатлений. Хотя если оглянуться назад, сразу вспомнится то, что было. Долгие сборы экспедиции, торжественные проводы в Санкт-Петербурге с участием многих именитых людей. Были и придворные, и морские, и военные чины, в числе коих и грозный начальник Дементьева – Ушаков, вместе с секретарем Хрущовым. Оба сделали вид, что знать не знают флотского мастера, которому поручено дело государевой важности. Да ведь иначе и быть не могло – департамент, к коему он приписан, требует умения соблюдать секреты. Ещё бы научить держать язык за зубами Фильку Фирсова, который чуть не на каждом постоялом дворе, притиснув в углу девку и склоняя её к любовным утехам, норовит шепнуть, к какому «сурьезному ведомству оне с барином относятся».
Дементьев поискал глазами слугу, чтобы устроить взбучку за подобное подпускание турусов[28]. Но на Филькино счастье вспомнил, что тот напросился ехать в конце обоза, чтобы служить, как он высокопарно изрек, «твоим, батюшка Авраам Михайлович, неусыпным оком». И где токмо словес таких набрался, фанфарон!
– У тебя и так два чина: дурак да дурачина! Ты гляди, чтоб моё добро не пропало, а за обозом есть кому догляд держать, – сердито сказал Дементьев, но в конец обоза всё же Фильку отпустил: и впрямь, пусть приглядывает за возчиками…
Дементьев стегнул жеребчика плетью и мелкой рысцой потрусил назад, вдоль поезда. Хмурые бородатые мужики, бредущие обочь саней, завидев его, снимали шапки, склоняли головы, стриженные по-казачьи «кружком». Прятали недобрые взгляды.
Он кивал им, но про себя сердился: не разумеют дела небывалого, в коем участвуют. А оно, это дело, может каждому славу принести! Впрочем, тут же поймал себя на том, что не с чего простым мужичкам радоваться… Жили они себе спокойно, размеренно. Пахали землю, охотились, жёнок обнимали, а государевы люди оторвали их от теплых насиженных мест, погнали невесть куда, и нет никакой надежды, что смогут они в ближайшее время вернуться к семьям, к земле. Ладно бы ещё платили за труды достойную мзду. Так нет же, получают за изнурительную и опасную работу гроши, а то и вовсе задаром сопли морозят…
Дементьев припомнил, что и сам свое двойное, положенное служителям экспедиции, жалованье последний раз получал год назад. И мундир уже совсем износился, и мучной запас на исходе. А еще совсем некстати пришло на ум, что ни на шаг не приблизился он за этот год к разгадке тайны, ради которой был отправлен сюда могущественным Ушаковым.
