– Сворачивай с дороги! Сворачивай! – завопил Гусельников, обрушивая на крышу кабины пудовые кулаки.
Полуторка круто повернула влево и тут же застряла в непролазной грязи. Пеструхин мгновенно исчез, только дверь кабины хлопнула раз, второй, третий. Что-то свистело и отвратительно хлюпало снаружи. Ксения видела, как жидкая грязь проселка поднимается рыжими фонтанчиками.
– Пригнись, дура! – закричал кто-то, и Ксения прилегла так, что её голова оказалась на водительском сиденье.
Хлопки раздавались чаще и стали перемежаться железным лязгом. Девушка наконец сообразила, что кто-то из бойцов ведет огонь из кузова полуторки. Значит, неподалеку немцы. Трясущимися руками она расстегнула кобуру, сняла ТТ с предохранителя. Она слышала, как отрылась дверь кабины. Теперь надо было изловчиться, перевернуться, чтобы выстрелить, первой поразить врага. Но Ксения не успела ни изловчиться, ни выстрелить. Она едва не выронила оружие, когда чьи-то сильные руки схватили её. Миг – и она барахтается в грязи рядом с передним колесом полуторки. Чье-то тяжелое тело навалилось на неё сверху, да так, что Ксения окунулась лицом в грязь.
– Отпустите! – пропищала она.
– Я отпущу, а ты не шевелись! Не поднимай головы, дура! – прохрипел Пеструхин.
Старшина сам стрелял из пистолета. Каждый выстрел отдавался в голове Ксении болезненным звоном. Она почти оглохла, в горле першило от отвратительной вони, глаза слезились.
Потом они бежали между ветхими заборами по пустым, щедро сдобренным навозом огородным грядам. Ксения скользила, падала, но Пеструхин снова ставил её на ноги. Порой старшина брал её под мышки и нес по деревенским задворкам, как сломанную куклу. Он привел её к какой-то бане, не церемонясь, сунул в стог и убежал.
– Не высовывайся! Я вернусь за тобой! Это приказ! – бросил он напоследок.
Скоро где-то на дальнем краю деревни возобновилась перестрелка, слышались голоса людей и гудение мотора. Полуторка рычала, как надорвавшийся зверь. Наверное, бойцы вытаскивают её из грязи. Скоро придет Пеструхин и они продолжат путь к линии фронта. Дождик не прекращался, и Ксения, сама того не замечая, всё глубже забивалась в сено. Свежие, легкие мятные ароматы после удушающей пороховой вони успокоили её, но она не снимала пальца со спускового крючка пистолета. Она уже начала замерзать, когда послышались шаги. Ксения осторожно выглянула из стожка. Мимо прошла старая женщина. Подойник брякал в её руке. Забор и надворные постройки крестьянского хозяйства тонули в тумане. Из его сизой дымки сначала появилась стайка кур, предводительствуемая важным петухом. Потом оттуда же вышел сутулый дедок. Хозяин подворья двигался осторожно, держа наготове длинноствольную древнюю берданку. Дед, щурясь подслеповатыми глазами, смотрел по сторонам, но Ксению не замечал. Та уж хотела окликнуть его, когда что-то зашерудило, задвигалось в стогу. Ксения обернулась. Пистолет в её руке сделался странно теплым, по спине липкими струйками потек страх. Что, если это немец? Сейчас ей придется стрелять в человека!
