; 17-го июня, Архаров уволен был от должности с.-петербургского военного губернатора, а 19-го июня графу Буксгевдену повелено было быть военным губернатором в С.-Петербурге, под начальством великого князя Александра Павловича. Об обстоятельствах, сопровождавших увольнение Архарова, вернее всех рассказывает Гейкинг, «Думая приготовить, — говорит он, — приятный сюрприз возвращающемуся государю, Архаров приказал всем без исключения обывателям столицы окрасить ворота своих домов и даже садовые заборы полосами черной, оранжевой и белой красок, по образцу шлагбаумов. Это смешное приказание надо было исполнить немедленно, и это повлекло за собою огромные расходы, так как маляры воспользовались удобным случаем и запрашивали, сколько вздумается. Со всех сторон раздались крики негодования. Императрица, поспешившая на встречу своему августейшему супругу, была сильно поражена этим приказанием, о котором ей ничего не было сказано. Она ли обратила внимание государя, или сам Павел поражен был количеством и однообразием казенных и частных построек, но при въезде своем, он спросил, что означает эта странная фантазия. Ему отвечали, что полиция принудила обывателей безотлагательно исполнить волю монарха — «Так что-ж я дурак, что ли, чтобы стал отдавать такие повеления?» — гневно воскликнул Павел. Этот сам по себе маловажный случай повлек за собою падение Архарова»
[134]. «По приезде в Гатчину, — рассказывает другой современник, В. С. Хвостов, — государь отменно был милостив к Архарову, даже, обнимая целовал его и таковым был с ним до развода караула и во все время, пока не пошел к императрице и от нее к фрейлине Нелидовой. Возвратясь в кавалерскую, с гневным видом приказал Архарову, чтобы тотчас уехал в Петербург и никогда бы ему не казался»
[135].
Прусский посланник, граф Брюль, донося своему правительству о предполагаемом назначении Буксгевдена на место Архарова, сообщал однако и о более важных последствиями причинах общественного неудовольствия, связанных с действиями и распоряжениями Павла: «Неудовольствие, особенно недовольство войск, — писал он, — увеличивается со дня на день. Отнимая у полковых командиров возможность грабить, им не дают средств к жизни, потому что у них остается не более 800 рублей жалованья; вместе с тем, солдата утомляют до невероятной степени, и он получает такое отвращение к службе, что вздыхает свободно, лишь сделавшись дезертиром. Неудовольствия знати нельзя выразить словами. Беспрестанные нововведения, неуверенность, что можно сохранить занимаемое место на завтрашний день, доводят всех до отчаяния. Императора любят только низшие классы городского населения и крестьяне. Субалтерн-офицеры все в нищете. Непрерывные экзерциции, о которых они не хотят и слышать, доходят до мелочей, уничтоженных везде в других странах. Бог знает, к чему все это приведет». Действительно, порядок, быстрота и точность вахтпарадных движений слишком дорого обходились войскам: по свидетельству очевидцев, солдатам приходилось вставать в полночь, чтобы приготовиться к вахтпараду, завивая друг другу букли и косы и осыпая их мукою, и не выпускать ружья иногда по 36 часов сряду, а главный экзерцирмейстер, Аракчеев, прибегал к самым суровым взысканиям; рассказывали, например, что он за упущение бил одного солдата палкой по голове до тех пор, пока тот не упал мертвым. Морские маневры, произведенные Павлом в начале июля у Красной Горки, дали ему случай проявить свою требовательность и запальчивость и по отношению к флоту. Как всегда в подобных случаях, Марии Феодоровне и Нелидовой пришлось и здесь смягчать гнев императора на окружавших его лиц. Заступничеству Нелидовой обязаны были граф Кушелев и состоявший при особе императора эскадр-майором, знаменитый впоследствии Шишков, тем, что Павел не подверг их взысканию за неисполнение его приказания, невозможного для моряков: «она, — говорит Шишков, — представила ему, что он напрасно сердится, потому что мы не от упрямства ему противоречили и, без сомнения, служа долго на море, должны лучше знать, как это бывает, и что можно или чего не можно сделать»
