, струи которой осенены были густыми деревьями, пугавшими девочку. Но тихая, уединенная жизнь в Климятине не могла благоприятствовать образованию детей, а родители Нелидовой, очевидно, понимали пользу образования даже для девочек, о чем большинство дворян того времени и не думали. Едва только сделалась известна в глухой провинции новость об открытии в Петербурге, под особым покровительством императрицы Екатерины, воспитательного общества благородных девиц при Смольном монастыре, как Анна Александровна Нелидова решилась ехать в Петербург, вместе с дочерью своей Екатериной, едва достигшей шестилетнего возраста, чтобы ходатайствовать о приеме ее в новое, дотоле неслыханное по своим задачам и обстановке учебное заведение. Нужно знать, что, желая создать посредством воспитания «новую породу людей», императрица Екатерина пробовала устранить от воспитываемых девиц всякое постороннее влияние и потому поставила правилом, чтобы родители, при приеме дочерей их в воспитательное общество, давали подписку не брать их из заведения до окончания курса, который продолжался 12 лет: тогда только поймем мы жертву материнской любви Анны Александровны, представившей свою дочь на первый прием воспитательного общества в начале 1765 года. «По публикованному о воспитании благородных девиц уставу видя ее императорского величества воспитательного общества учреждений и будущую от того пользу, желаю препоручить в оное дочь нашу Екатерину, рожденную от мужа моего Ивана Дмитриевича Нелидова», так писала она в своем, как выражались тогда, «Объявлении».
Резолюцией императрицы на этом объявлении: «следует принять», маленькая Нелидова оторвана была от родной семьи и, едва начав жизнь сознательно, попала в иную семью, в новую, совершенно чуждую ей обстановку. Она очутилась среди полусотни подобных ей девочек 4–6 лет, из которых, многие едва умели еще говорить; вместо нянюшек, медлительно вязавших свои чулки и еще медлительнее тянувших нескончаемые сказки об Иване-царевиче, появились образованные француженки и немки, не знавшие по-русски и почти исключительно заботившиеся о том, чтобы их маленькие питомицы поскорее усвоили себе французскую и немецкую речь и «благородные манеры»[5]; о деревенском просторе и свободе нечего было и думать: вся жизнь «благородных девиц» протекала в красивом каменном квадратном здании, окружающем ныне Смольный собор, на окраине города, у берега Невы, и поставлена была в строгие, определенные рамки. Короче, все было приспособлено к тому, чтобы создание «новой породы людей» не могло встретить затруднении.
