Чувства Нелидовой к Павлу Петровичу проистекали, конечно, из чистого источника: положение Павла в царствование Екатерины, даже независимо от личных его свойств, несомненно должно было вызывать сочувствие; при том лица, окружавшие великого князя, видели, как впечатлительная, пылкая, порывистая натура Павла, под влиянием окружавших его тяжелых условий, с каждым годом изменялась к худшему: горячность сменялась постепенно раздражительностью, доходившею до бешенства, осторожность — крайней подозрительностью; вечное недовольство своим положением выражалось в сумрачном, суровом настроении духа, в мысли, что ему не оказывают и не хотят оказывать должного сану его уважения, а боязнь, что он окружен шпионами и врагами, действующими по наущению Екатерины и ее фаворитов, сделала его доверчивым к сплетням и наговорам интриганов, желавших заслужить внимание великого князя и вкрасться в милость к нему. Оттого психическая природа Павла Петровича начала постепенно показывать признаки расстройства: мозг и нервы его были слишком утомлены от постоянного напряжения в одном направлении. Образ мыслей Павла, нравственный мир его оставались возвышенны, благородны, по-прежнему, но его действия, как плод расстроенного воображения и испортившегося характера, начинали уже смущать окружающих своею резкостью и непоследовательностью. Мало-помалу все друзья Павла стали, как будто сговорившись, смотреть на него, как на дорогого больного, нуждающегося в некотором присмотре и опеке. Цель у опекающих, при возможном единстве их интересов была одна — счастье Павла, и совместные действия опекающих, их, так сказать, дружеские заговоры, и увенчивались часто успехом, временно, в каждом отдельном случае. Но согласие друзей не могло продолжаться долго, так как вскоре выдвинулся вопрос о том, чье именно влияние на Павла должно было быть преимущественным; при том сам дорогой больной, почувствовав дружеские тиски и узнав о заботливом присмотре за собою, естественно захотел избавиться от непрошеных опекунов и показать себя самостоятельным. Тогда-то, вслед за разрушением дружеского союза, наступил удобный момент для действия разного рода интриганов, и стали вырастать в своем значении едва заметная сначала фигура главного из них, великокняжеского камердинера и брадобрея, Ивана Кутайсова.
Великая княгиня Мария Феодоровна в глубине души едва-ли могла быть довольна тем, что некоторое влияние на ее супруга имеет другая женщина, ее фрейлина. С другой стороны, Нелидова, естественно, увлекалась своею ролью друга Павла Петровича: ее самолюбию льстило влияние, приобретенное ею над его умом, и она не замечала, сколько затаенной горячи должно было накипать в душе Марии Феодоровны всякий раз, когда сила влияния Нелидовой как бы подчеркивала ее собственную слабость. Несомненно, что таких случаев было очень много в жизни великокняжеского двора
