А, подумал я, и выпил. Сжевал лимон вместе с коркой. Он тоже выпил.
– Слушай, это из-за тебя тут все с ума посходили?
– Из-за меня, – кивнул я и усмехнулся. Я вдруг стал чувствовать не свою особую неудачливость, а наоборот, свой в каком-то смысле привилегированный статус. Так, наверно, ощущает себя носитель самой редкой болезни в больнице.
– А что ты натворил-то?
Коньяк снова бесшумно маслянисто скапливался на дне стакана.
– В том-то и дело, что ничего! Ни за что закрыли.
– Все так говорят, но так не бывает, чтобы совсем ни за что.
На секунду я замер, понимая, что стал участником какого-то архетипического тюремного разговора. Сколько миллионов людей подобным образом отвечало на подобные вопросы! Но эти родимые пятна рефлексии легко смываются коньяком.
– Бывает. Привез я сюда в отделение старичка, бухнулся он тут на колени перед одним майором, а через пару дней майора того раздавило самосвалом.
Сокамерник тоже выпил.
– Слышал я эту историю.
– Ну вот. Я только шоферил ни сном, ни духом, а меня цап – сообщник. – Я захихикал, прикладывая к виску стакан.
– История какая-то мутная, – задумчиво проговорил человек в майке, откидываясь на подушку. – Меня Николаем зовут.
– Очень приятно.
– Я слышал, там трое человек было в машине?
– В самосвале? – Не понял я.
– Нет, в гаишном «форде».
– А, который Анну Ивановну сбил?
– Трое, и все пьяные. Сильно. – Он смотрел на меня, внимательно прищурившись.
Я выбросил из стакана в рот последние коньячные капли.
– Я с самого начала это знал. Вернее, старик мне сказал, Ипполит Игнатьевич. Он же судиться хотел.
– Да, а ему здесь все перекрыли. Отказывают в возбуждении дела.
Я вздохнул:
– Честь мундира.
– Да какая там честь, на нары никому не охота, вот и отмазывают мужиков. Без этого нельзя. Сейчас их отмазывают те, кого они в прошлом году отмазывали.
– Круговая порука, – опять вздохнул я. Мне еще хотелось коньяку, для полного восстановления гармоничных отношений с внешним миром. Я даже как-то перестал концентрироваться на мысли, что нахожусь в заключении и судьба моя неясна.
– Круговая-то она круговая, только все пошло в этот раз не по тому кругу. У них. – Он снова закурил.
– Да.
– Не куришь?
– Нет.
Он медленно, обдумывающе затягивался.
– Говорят, первым пострадал тот, кто сидел сзади. Он вообще шофер, но ему велели пересесть.
– А, он выпал с балкона. Я слышал, – кивнул я.
– Да. Напился, пошел прогуляться, он на старой квартире жил на первом этаже, и по привычке прямо из окна шагнул на улицу, так ближе к киоску. Переломы, но живой. Через пару дней – Рудаков.
