— С фамилией бы лучше, — посетовал Вихрасов.
— Ну ты бобер, — осудил настырного капитана Шаламов, но без обиды. — Спешит наш Некто.
— С чего ты взял?
— Да уж не знаю, но по всему слишком торопится. И думаю я, если мы его с тобой, дорогой мой друг Константин, в этой спешке собачьей не опередим, тогда уже ничего нам сделать не удастся.
Шаламов с удовольствием отхлебнул чай и даже зажмурился от избытка чувств.
— Что же так?
— Да так вот. И тогда уж, боюсь, не поймать нам его никогда.
— Ты прямо за упокой, Михалыч, а начинал, вроде, ничего.
— Теперь ждать нам с тобой второго скелета. И в этот раз не промахнуться. Не опоздать.
— Какого еще скелета? Михалыч, ты тех мужиков в белых халатах не зря отпустил?
— Здоров. Не волнуйся. Спать только хочу, с ног валюсь. Вторую ночь, считай, на ногах. Там ведьма летала в ванной, здесь ее свекруху спасаю.
— Вот почему про скелеты-то заговорил?
— Игорушкин эту шутку выдал. А мне понравилась. Главное, в точку Петрович угодил. Мудрый все-таки он у нас мужик. И ты знаешь, Константин, вроде, сидит на одном месте, ничего особенного не делает, а как выдаст! Это надо же! Скелет в шкафу! Красиво!
— Не видать бы их во век, Михалыч!
— Не скажи. Я вообще-то их боюсь, но таких, про которых он сказал… Это другое дело.
— Бред сплошной.
— Ты мне ответь, Константин. Сколько их там было-то? Врачей… Что собрались…
Вихрасов не понимал, даже чашку свою отставил.
— Веселая компания-то у Туманского? Шабаш тот?
— С ним самим?
— Ну да.
— Любовников двое — девка и бородач…
— Нет! — перебил нетерпеливо криминалист. — Бородач не любовник, он сам по себе. Любовник с фамилией особенной. Художник еще такой был.
— Поленов.
— Вот, вот, «Дворики московские».
— Что?
— Ты не сбивай. Как глухой. Я про картину его.
— Еврей кудрявый и два задержанных.
— Получается пятеро? Что-то неправильно. Потерял кого-то.
— Разве? Двое сидят.
— С ними все ясно. От них ждать нечего.
— Остается на воле четверо.
— Как же мы считали?
— Бородатого забыли.
— Вот. Бородатый, — Шаламов покачал головой. — Налей-ка мне еще, Константин. Правильно говорят, под утро самый сон. Голова совсем не варит. Бородатый, серенький такой. Незаметный, как мышка. Вот он и ускользнул мимо нашего сознания.
— А может, он не мышка, и крыса та самая? Ты зачем их всех в кучу собрал, Михалыч? Чтобы легче?
— Всех бы их посадить на время. Легче было бы. Чую я.
— Да ты что, Михалыч! Всерьез? Кто же санкцию даст! Игорушкин не поймет.
— Нет. Я так. Шучу от дури, — он сделал два больших глотка, и бокал снова опустел. — Напоил чаем. И все же легче было бы. Думаю, сразу прекратились бы эти эксцессы, как сегодня. Не прибил бы этот Некто врачиху.
