Однако лилипут-уродец чихнул второй раз, выругался невнятно и, почёсывая небритую щёку взрослого мужика, уставился на единственное зарешечённое окошко в убогом своём жилище-норе. Его явно что-то беспокоило. Он сел на пол, раздумывая и прислушиваясь к едва различимым звукам, периодически повторяющимся и доносившимся снаружи. Скорее всего, его звали. Он напрягся, навострив, как собака, длинные уши — действительно, это были сигналы, пробудившие его.
Уродец вскочил на тонкие ножки, поковырялся в носу, чихнул в третий раз, окончательно просыпаясь, и по скрипучей настенной лестнице подобрался к потолку, там он пошарил лапой и отворил наверх дверцу. Свет ворвался в его нору, а с ним и всхлипывания, стоны и сдавленные возгласы. Его звали!
Он нырнул вверх на волю в дыру, его подстегнул злой мужской окрик:
— Где ты, Фриц! Уймёшь ты её или нет?
Имя или кличка принадлежала этому существу, потому как лилипут, выскочив в дверцу, засеменил, заковылял по комнате, в которой очутился, и застыл перед едва приоткрытой обитой дерматином дверью, осторожно просунул внутрь голову, не осмеливаясь войти. Стоны усилились. Лилипут протиснулся в дверь.
Того, кто его звал, уже не было. На широкой богатой кровати в кружевных простынях металась голая красавица.
— Зверёныш, — поманила она лилипута, — принеси вина.
— Может, чая, Нинель?
— Вина, паразит! Мне тебе повторять?
— Снова на весь день…
— Молчи, урод! Исполняй, что велено!
Коротышка исчез, но скоро появился с подносом в руках, на котором красовались чашка с холодным чаем, бутылка вина с бокалом и фрукты. Женщина в прозрачных накидках, не стесняясь, уже гарцевала на стульчике перед большим трюмо.
— Где Григорий? — уколола она взглядом лилипута, приняв с подноса бокал и залпом его опрокинув.
Служка засуетился, поставил поднос на стол, схватился за бутылку наливать ей вина.
— Где барон?
— Откуда мне знать, — не рассчитав, пролил вино на пол тот. — Я только голос его и слышал. Вы тут любезничали.
— Дерзить мне будешь!
— Но, Нинель… — взмолился лилипут.
— Молчи, гадёныш! — разрыдалась она. — Вы все меня ненавидите!
— Нинель…
— И не смей меня так называть! Я уже предупреждала! — женщина наотмашь метнула пустой бокал в служку.
Бокал угодил ему в зубы, упал на пол, разлетелся на мелкие осколки. Женщина, выхватив бутылку из рук лилипута, запрокинула над головой, сделала несколько жадных глотков и упала в кровать, завизжала, закаталась по простыням, как раненая львица. Копна золотых волос с её головы металась вслед за ней, не укрывая наготы.
