— Степаныч! — вскрикнули оба в ужасе.
— Мне письмо, — коротко и безжалостно сказал оперуполномоченный. — Не для чужих. Жаль, в первой его записке я не разобрался. Долго эту искать пришлось. Спасибо Провокатору, выручил.
Попугай живо дёрнулся на кличку, косо глянул на Минина, прокричал в ответ.
— А теперь пошли, — засобирался Минин. Заманил птицу в клетку, налил воды, оглядел комнату, в углы поклонился и шагнул к двери: — Запирай, Прохор. Забирай ключи.
XVII
По пустынным улочкам — одни кошки да собаки, шли они недолго. Минин — впереди, поторапливая, оба — за ним, едва поспевая.
— Куда, Степаныч? Ты что опять удумал? — начал задыхаться Жмотов.
— Веселей, парень! — подморгнул ему Минин. — Давай догоняй калеку.
И хрустнул протезом, видно, специально, чтобы подогреть сумрачных приятелей.
— Вы, инвалиды, — народ непредсказуемый.
— Мы — офицеры, — отбрил его Минин и больше не шутил.
Квасницкий молчал, не останавливаясь, то и дело снимал свои очёчки и протирал батистовым платочком потевшие стёкла.
— Куда опять? — взвыл Жмотов, когда Минин круто свернул в какой-то неказистый закуток.
— Здесь подворотня есть, дыра в заборе, и мы на месте. Короче путь, одним словом.
— Ну, Степаныч!.. Ты прямо Гаврош из чрева Парижа…
— Что ж вы, в городе живёте и его не знаете?
— Другими делами занимаемся, — съязвил Квасницкий. — Не гоняемся по ночам за бешеными собаками на трамваях.
— Это ты всё про то? Не успокоишься?
— И про это…
— Стоп! — прервал его Минин. — Пришли.
И он замер. Жмотов, не удержавшись, налетел на него, едва не свалив. Но крепок был оперуполномоченный, устоял и лейтенанту помог очухаться. Перед их глазами катила, закручивала барашки серых злющих волн Волга. Они бросались на песчаный берег, разбиваясь в брызги, шипели, жалили землю, словно тысячи змей.
— Ты чего это, Степаныч! Уж не купаться ли опять? — Жмотов так и упал задницей на кучу мокрого песка.
— Угадал.
— Да куда ж ты со своим сердцем?
— Ему только лучше будет, — уже раздевался Минин. — Оно у меня поёт, когда я в воду захожу.
У Квасницкого, впервые наблюдавшего это, захватило дух, враз замёрзшими губами он, если бы и захотел, не мог выговорить ничего.
— Рехнулся! Как есть рехнулся! — качал головой Жмотов.
Он обернулся к приятелю:
— Ты плавать умеешь, Игорёк? Не пришлось бы спасать.
Квасницкий лишь судорожно дёрнулся.
— А вот этого не надо, — повёл голыми плечами Минин, стоя уже в одних трусах по колено в воде. — Обойдусь без вашей помощи.
