Николай Федорович изредка шалил на стороне, но в общем был хорошим семьянином. Он и Анжелика Андреевна регулярно занимались сексом в двух любимых, проверенных позах, имели одинаковые взгляды на политику и вместе смотрели детективные сериалы, что сближало их еще сильнее.
Казалось бы: живи и радуйся. И жили, и радовались. А потом — хлоп! — и все это рухнуло в одночасье. Как карточный домик. И смолкли веселые голоса в огромной квартире Шарко. С некоторых пор здесь разговаривали тихо и подавленно, а если Анжелика Андреевна и плакала, то в подушку, чтобы, не приведи господь, никто не услышал.
«Как в склепе, — привычно подумал Николай Федорович Шарко, — переступая порог. — Хоть не возвращайся домой с работы. Мы здесь погребены заживо».
— Анжела! — окликнул он негромко.
Жена вышла в холл. Ее роскошная еще недавно грива волос превратилась в серую паклю. Поседела. Состарилась. Каких-то полгода, а словно вся жизнь пронеслась.
— Добрый вечер, Коля, — бесцветно произнесла жена. — Хотя какой он добрый…
Эта формула звучала дома чуть ли не каждый день, но вновь покоробила Шарко.
— Не надо, Анжела, — попросил он.
— Не надо, — легко согласилась она. — С чего бы расстраиваться? Сегодня Фимочкину в магазине встретила. Куда ваша Оленька подевалась, спрашивает. А я ей: в Канаде Оленька, по обмену. Да? Тут Фимочкина глаза выпучивает. А Женя, говорит, сказал, что ее отчислили. Не посещала, мол, занятий.
— А ты? — поинтересовался Шарко, переобуваясь в домашние тапочки.
— А я поморгала и пошла, как оплеванная.
— Что тебе эта Фимочкина? Дура она. Тебе не все равно, что Фимочкина думает по этому поводу?
— Все равно. — Жена с готовностью тряхнула седой шевелюрой. — Но мне не все равно, где наша Оленька… мне… я…
Она так легко срывалась на рыдания, что Шарко не успевал осознать переход от разговора к истерике. Догнав жену, он обнял ее, прижал к себе, стал целовать в ухо, шею, макушку.
— Ну, ну, Анжелочка, хватит, хватит, — приговаривал он, не отпуская жену. — Все будет хорошо. Ее отпустят, вот увидишь.
— Когда, Коля? — выкрикнула жена с надрывом. — Когда? Сколько можно? Я не выдержу, я уже на грани. Все чаще ловлю себя на мысли, что лучше бы уж… уж совсем… чем… чем так.
— Ну-ну, хватит. Не гневи бога, Анжелочка. Он видит все. Видит наши страдания. И обязательно поможет. Не оставит нас в беде.
— Да, я знаю, — всхлипнула Анжелика Андреевна, внезапно успокаиваясь. — Коля, от тебя перегаром пахнет. Опять пил?
