— Я с ним даже не знаком!
— Зато твоя пассия его хорошо знает. Ты что это творишь, а? Что за компания вокруг тебя образовалась? Ты кто? Шоумен какой-нибудь, прости господи? Или блюститель, так сказать, законности?
— Законности, — выдавил из себя Бастрыга. — Блюститель.
— А вот я не уверен, — заявил Шарко. — И начинаю сомневаться в тебе, Леонид, вот так. Я же предупреждал, что ни один следок, ни одна ниточка… даже такусенькая… — Он показал кончик мизинца. — Не должны вести сюда. А ты? Ты целую дорогу проложил! Не зарастет народная тропа, понимаешь!
— Ка… какая тропа?
— А такая. — Шарко порывисто перебросил через стол несколько распечатанных страниц. — С чьей подачи Виткова эти статейки кропает? Кто ее науськивает?
— Она сама, — пролепетал Бастрыга. — По собственной этой… инициативе.
— По собственной? А откуда у нее материалы следствия? Она ведь не просто про отдельное ограбление пишет, она все дела в одно свела. Я спрашиваю себя: кто мог надоумить эту девку? И ответ напрашивается простой. Однозначный ответ. — Прокурорский палец пистолетом нацелился в грудь подчиненного. — Ты снабжаешь ее информацией. Закрытой, подчеркиваю, информацией. Какого черта? Ты с ума сошел? Ты всех нас под монастырь подвести хочешь?
Указательный палец Шарко присоединился к остальным, собранным в кулак, а в следующее мгновение этот кулак обрушился на столешницу.
— Да я тебя… Ты хоть понимаешь, что я с тобой могу сделать, мальчишка?
Бастрыга хотел ответить, но горло перехватило, поэтому пришлось ограничиться кивком.
Прокурор заботливо поправил семейную фотографию, потревоженную ударом по столу.
— А я сделаю, — пообещал он. — В лучшем случае ты у меня сядешь. И колонию я тебе подберу соответствующую.
— Николай Федорович! — взмолился Бастрыга, ладони которого сошлись вместе и прижались к груди. — Не губите! Я же не умышленно. Оно так само вышло. Слово за слово… Хотел интересное за ужином… А она… Смотрю, статья вышла… Я ей… А она…
Чем горячее он говорил, тем сбивчивее делалась его речь, сопровождаемая такими же маловразумительными жестами. Прокурор раздраженно махнул рукой, останавливая подчиненного:
— Кончай этот словесный понос. Разговоры разговаривать все мастаки. Ты делом докажи. Искупи…
Там, где оборвалась фраза, повисла многозначительная пауза. Бастрыга сглотнул. Он понял, что тут подразумевалось. Вину следовало искупить кровью. Не своей собственной, но это было даже трудней. Бастрыге даже думать об этом не хотелось.
