Царь сидел на малом троне, на котором ему полагалось сидеть во время обыкновенных аудиенций, когда вошел старший кубикуларий Пафнутий и доложил:
– Великий царь, одна женщина, именуемая Анастасо, молит, чтобы царственность твоя…
Михаил не дал ему договорить:
– Введи эту женщину сюда, а сам удались.
Когда вошла Анастасо в белом платье с голыми руками и обнаженною шеей, царь был так поражен ее красотой, что встал с трона и хотел было идти к ней на встречу; он чуть не забыл этикета, но сейчас же опомнился и сел.
Анастасо бросилась на пол и прильнула к его колену. Она долго не отрывала губ, а царь был до того смущен, что смотрел на нее молча и даже не просил ее встать. Наконец, она встала сама и, потупив глаза, ждала, что царь скажет ей что-нибудь.
– Я рад, – сказал он, – что ты обратилась ко мне, и если возможно будет, я сделаю все для тебя. Изложи же мне свою просьбу.
Теперь Анастасо оказалась в затруднительном положении, – просьбы она никакой не заготовила, узнав, что царь сам желает ее видеть.
– Державный царь, – начала она, – прости великодушно. Я желала быть принятой тобой, но я не посмела бы тревожить тебя каким-нибудь пустым делом, а важных дел у меня быть не может.
– Не бойся, говори, что могу я сделать для тебя? Проси какого хочешь благодеяния.
– Царь, ты оказал мне уже величайшее благодеяние, ты разрешил мне прийти сюда, я жаждала увидеть твои ясные очи, услышать звук твоего чудного голоса…
"Не мои, а ее очи ясные, – подумал Михаил, – не мой голос чарует, а ее", – и почувствовал внезапно прилив такой нежности, что ему стоило большего труда не поцеловать Анастасо, как это ему хотелось сделать.
– Послушай, – сказал он, – забудь, что ты говоришь с царем, представь себе, что я равный тебе, что я тот прежний Михаил…
– Не могу осмелиться на это, – ответила Анастасо.
– Вот что, – прервал ее Михаил, – уйдем из этого пышного триклиния, – здесь принимаю я иностранных послов, здесь сижу в порфире и здесь я не могу, забыть ни на минуту, что я самодержец ромейский, а я хотел бы забыть это.
Гетера с удивлением взглянула на своего возлюбленного, достигшего теперь такой высоты и желающего опять стать простым смертным: глаза его блестели, все лицо было залито ярким румянцем. Царь встал и молча пошел в спальню; Анастасо шла за ним, не смея заговорить. Михаил сел и, указывая рукою на место возле себя, сказал:
– Садись, Анастасо, и будем говорить как прежде, будем опять друзьями. Скажи, что ты делаешь, здоров ли твой отец?
