– Здравствуйте, дядя Костя. Тетя Таня. Привет, Димка.
– Так-то лучше. Ты иди пока, во дворе поиграй. Дима сейчас пообедает и выйдет. Сам-то ел, Петр? Если нет, садись с нами.
– Спасибо, я кушал, – ответил парнишка, закрывая за собой дверь.
– Ну что, Дмитрий, гулять хочешь? – спросил «отец».
– Хочу.
Сказал, а сам думаю, что это за парнишка. Друг, наверное. Память, память. Что ты за вещь такая? До чего же ты избирательна!
– Тогда допивай чай и иди. Только теплей одевайся. На улице прохладно, – сказал «отец».
– Пап, а ты за кого болеешь? – спросил я.
«Отцу» понравился этот вопрос. Это даже не лещ был, а лещина. Он подсел ко мне ближе, потрепал за волосы и сказал:
– За киевское «Динамо».
– Согласись, пап, Лобановский был классный тренер, – не подумав, сказал я.
– В смысле?
– В прямом. Жаль, что умер. «Динамо» без него не то.
– Кто умер? – удивленно спросил «отец».
– Лобановский.
Трудно описать смятение, одолевшее меня. Снова на одни и те же грабли. Надо срочно что-то придумать. Молчать глупо. Нести чушь, то есть говорить правду, – смерти подобно. «Отец» встал из-за стола и ушел в другую комнату. За ремнем, что ли? Так я еще маленький. Если что, запишусь после школы на прием к уполномоченному, а там, дорогой мой Константин Батькович, держись.
Минут через десять «отец» вышел из комнаты, сел на табурет у порога, надел сапоги, куртку и, не сказав ни слова, вышел в коридор.
– Что ты наделал, Дима? – сказала «мама».
Я даже на время забыл о ее существовании. Так смиренно она вела себя в присутствии «отца».
– Все будет хорошо. «Мама», можно я гулять не пойду. Я лучше книжки почитаю.
– Как хочешь. Я тогда пойду Петру скажу, чтоб не ждал.
– Хорошо.
Прохожу в комнатку. Все как в детстве. В дальнем углу кроватка брата, в центре кресло отца, у окна стол, за ним коробка из-под телевизора с игрушками. В горле комок. Слезы. И кто надо мной издевается? Кто? Что все это значит? Достаю из портфеля дневник. В каком я хоть классе-то? Третий «Б». Второгодник, что ли? Да нет вроде. «Отец» сказал, что хорошо учусь. Хотя раньше и за тройки особо не наказывали. Особенно в поселке. Пять, пять, пять, четыре, пять, пять, пять. Отлично. Боже мой, какие старые учебники! Кто это? Ильич? Да уж! Может, ему усы подрисовать? Нет, не стоит. История как-никак. Читать, конечно, все не буду, но кое-что повторить следует. Забираюсь в кресло. В доме тихо-тихо. Натягиваю на себя покрывало. А по телу бежит такая приятная дрожь. Глаза слипаются, вокруг все плывет. Сворачиваюсь клубком. Засыпаю…
