Глубина размышлений Бердяева о человеческой личности и свободе достойна Достоевского: «Многие из вас любят говорить о свободе и освобождении. Но кто освобождается у вас, о чьей свободе говорите вы, существует ли у вас субъект свободы? Освобождение хаотической стихии (рептильный мозг – прим. ред.) не есть освобождение человека, хаотическая стихия не может быть субъектом освобождения, она – источник порабощения. Освобождение человека, человеческой личности и есть освобождение из плена у хаотической стихии, а не освобождение хаотической стихии в человеке и народе. Вот почему все глубокие люди понимали, что истинное освобождение предполагает момент аскезы, самодисциплины и самоограничения. Разнуздание стихийных страстей порабощает, делает рабом. Когда человек находится во власти собственного хаоса, он – раб, личность его распылена страстями, обессилена грехами. Вам, „освободителям“ человека и народа, снимающим со стихии все оковы, давно уже пора глубже задуматься над проблемой личности». Бердяев считает, что человек торжествует тогда, когда в нем утверждается божественное начало, а это предполагает героические жертвы и страдания. Бердяев противопоставляет «буржуазный или социалистический идеал земного благоденствия» (для него это одно и то же) героизму и величию, возникающим в результате самопожертвования.
В восприятии Бердяева история человечества носит исключительно трагический характер: «Индивидуальность, личность человеческая не дана изначально в природном и историческом мире, она в потенциальном состоянии дремлет в хаотической тьме, в зверином равенстве и освобождается, поднимается и развивается лишь путем трагической истории, путем жертв и борьбы, через величайшие неравенства и разделения, через государства и культуры с их иерархическим строем и принудительной дисциплиной».
По Бердяеву, в основе государства лежит культ героя. Государство стремится иметь национальный характер, отличаться от других, а слава пленяет народ более, чем мещанское спокойствие и довольство. Происхождение государства не имеет узкоутилитарного характера, оно связано с религией и высокой миссией. То отожествление государства с обществом, которое утверждается теорией общественного договора и народного суверенитета, ведет к совершенному деспотизму. «Поистине, государство менее деспотично, чем общество, возомнившее себя государством» (Н.Бердяев). Всякое начало может обращаться в свою противоположность, и государство, конечно, может перерождаться и служить цели, противоположной исконному назначению. Вот почему Бердяев считает, что недопустимо обожествление государства. Именно христианство ограничивает государство и утверждает права человека. И потому, когда люди с помощью революции хотят освободить человека и утвердить его право, они создают новую и более страшную тиранию – самодержавие общества и народа. Недопустимо обожествление государства, но в самом государстве есть божественное начало, аристократический гуманизм, лежащий в основе государств и империй. «Но есть другой, расслабляющий демократический гуманизм, который ведет к разложению и крушению государств и империй, который враждебен всякой исторической силе и всякому историческому величию. Он не хочет допустить жертв человеческими личностями и человеческими жизнями, так как не может оправдать этих жертв», исходя исключительно из соображений утилитарности в краткосрочной перспективе. Бердяев полагает, что свобода и независимость человека требуют того, чтобы в основу государства была положена не только любовь, но и принуждение и право. По его мнению, монизм в общественной жизни, исключительное преобладание лишь одного начала всегда ведет к тирании. «Наибольшую свободу и многообразие дает совмещение множественных начал, взаимодействующих друг с другом, внутренне подчиненных духовному центру»(Н. Бердяев).
