Люблю все волоски у тебя на груди и животе. Ты пушистый, словно щенок.
Люблю, когда ты целуешь меня.
Люблю, когда говоришь, что любишь меня, люблю все, что ты делаешь.
Люблю, как ты косишь газон! Ты милый!
Твою душу.
Твою чистоту.
Твое сердце.
Люблю то, что ты милый, добрый, заботливый и такой чудесный Стоуни Кроуфорд. Никогда не забывай об этом. И тогда мы ни за что не станем такими, как твои или мои родители. Мне кажется, ты особенный.
Люблю тебя.
Аурдес».
8
Он входит в гостиную, где его мать в темноте смотрит «Святую общину». Человек в очках кричит, что ложные мессии заполонили весь мир, что «мы живем в эпоху чудес и кошмаров, и Господь обрушит свою ярость и на грешника, и на святого, разразится война или поползут слухи о войне, слухи о странных тварях, выходящих из морей, и об огне с небес!»
Мать задерживает взгляд на Стоуни не дольше, чем на секунду.
— Может быть, хоть ты захочешь прислушаться к его словам? — равнодушно спрашивает она — Твой отец и твой брат не желают. Но ты-то должен.
Она делает очередной глоток из маленькой фляжки.
9
Из дневника Алана Фэйрклофа.
«…Всю свою жизнь я посвятил поискам, но даже в самых смелых мечтах не мог представить, что найду доказательства его существования. В детстве мы растем, веруя в дьявола, но когда становимся старше, наше воображение угасает. Наши верования видоизменяются, как освященная облатка, но только в обратном направлении. От плоти к хлебу, мы верим, что символы рождаются из воображения, а не наоборот, что воображение лишь черпает символы в первозданном творении. Ритуалы проистекают из наших инстинктов точно также, как лосось возвращается в ту реку, где родился. Ритуалы не пусты. Они наполнены смыслом.
Если бы не эти проклятые дела с банками, я бы остался там, в своем уединении, но проза жизни вечно отрывает человека от забвения, времени и прочего. Никому бы не пожелал подобного финансового ада. Лучше оставаться бедным и счастливым, чем брать на себя обязательства, налагаемые деньгами, в то время как ты жаждешь сделаться отшельником в диком краю, книжным червем, затерянным среди стеллажей в библиотеке, или же паломником в святом месте… проклятая необходимость… проклятая собственность… проклятые мирские заботы.
Однако без всего этого я не смог бы купить дом на острове, не познакомился бы с этими жуткими, но удивительными людьми. Никогда не увидел бы существо, не наблюдал бы, как оно выходит, как меняет свои очертания, превращается из зверя в демона, а потом в воплощенною красоту, словно не может больше удерживаться в одной форме. Нет бога, кроме бога плоти, а всякая святость исчезает в материальном воплощении. Всякая плоть нечестива. Всякая плоть священна. Все люди боги. А обряд — мост между мирами старого и нового.
